В дверь стук! В дверь вахнач:
— Лука Федочч, на палубе безобразие.
— Лепортуй.
— Так и так.
— Ежли пьяны — гнать их поганым помелом…
— Никак не уходят — вас требуют.
— Меня? Кто бы такая?
Потопали. Свадьба галочья вроде. Мишка — Ванька в обиде:
— Штык в горло!..
— Собачья отрава!.. Ччырнацать раз ранен!
И прочее такое. Боцман баки огненные взбил. Неторопко грудью вперед.
— В каком смысле кричите?
Ванька зарадовался:
— Федочч! Родной!
И старик узнал их. Заулыбался ровно сынам родным. Почеломкались полюбя.
— Баа!.. Ваньтяй! Бурилин!..
— Жив, Федочч? А мы думали сдох давно.
— Какем ветром вынесло? Ждал, ждал, все жданки поел…
Волчок с недовольным видом отшагнул, пропуская горластых гостей.
В каюте обрадованный Федотыч с гостями. Помолодели ноги и язык помолодел. Игрив язык, как ветруга морской. Легкой танцующей походкой старого моряка в припрыжку туда-сюда. Выбрасывает на кон все, что нашлось в запасце. Не пожалел и японского коньяку бутылочку заветную: сдавна хранилась в походной кованой шкатулке.
— Раздавайтесь, гостечки желанные, раздевайтесь — милости просим…
Дружки стаскивают рванину.
— Станови на радостя пьянки ведро…
— Скрипишь, говоришь? Аа?..
Стол закусками тралит боцман, забутыливает стол.
Скриплю по-малу. Раньше царю, теперь коммуне служить довелось. Чего ты станешь-будешь делать? Живешь, землю топчешь — ну, знач, и служи. Давненько не залетывали соколики, давненько.
— Не вдруг. Скрозь продрались…
— Подсаживайтесь, братухи, клюйте: корабли по суху не плавают…
Ваньку с Мишкой ровно ветром качнуло:
— Нюхнем, нюхнем, почему не так. Пять годков можно сказать. Вспрыснем свиданьице.
Искрятся стаканчики граненые. Вываливаются языки пересохшие, ну, давай…
— Ху-ху! Всегда у тебя, Лука Федочч, была жадность к вину, так она и осталась: и нет ничего в бутылке, а все трясешь — еще капля не грохнет ли…
— И капле пропадать незачем. Ну, годки, держите. Бывайте здоровы. Дай вам бог лебединого веку: ищо может вместе послужить придется…
Чокнулись. Уркнули. Крякнули. Смешно, понятно, — по стаканчику. Тут ковшом хлестать в самый раз. Пока, ладно. Хлебали кофе.
— Где были, соколы?
— Ты спроси, где мы не были. Пиры пировали, дуван дуванили…
Кофе в кружки. Старик в шепоток:
— На Троицу подъявлялся тут Колька Галченок. По пьянке ухал, што вы с Махно ударяли?
— Боже упаси!
— Огонь в кулак, вонь по ветру…
Наверху языкнули две склянки. Невдалеке суденышко бодро отъэхнулось; динь-нь-ом… динь-нь-ом… И еще бойким градом в лоток бухты зернисто посыпались дини-бомы. По палубе топоток-стукоток: команда на справку:
— Бессонов?
— Есть!
— Лимасов?
— Есть!
— Кудряшов?
— Есть!
— Закроев?
— Есть!
— Яблочкин?
— Есть!
— Есть! Есть! Есть! Есть!..
В деревянном мыке мусолится Интернационал, неизбежный, как смерть, изо дня в день, и утром и вечером — в счет молитвы. Тягуч мык-кулага аа аа а оо… И:
— Шапки на-деть! По своим местам бе-е-гм!
В парусиновую подвесную койку укладывается корабль спать. Спать. В Ваньке сердце стукнуло. В Мишке сердце стукнуло. В раз стукнули мерзлые, отощалые сердце: кораблюха…
— Распиши, старик, как живете? Чем дышите?
— Живем весело — скучать недосуг.
И подмоченный коньяком старик по-малу раскачался. Вываливал вчерашнее, нонешнее. Осыпал слова, ровно черепками брякал. Гармонью морщился.
— Работа: одна отрада, одна потеха. А так ни на што ни глядел бы: назола, ни жись… Моряков старых всего ничего остается, как вихорем пораскидало. На отор рвут: все загребают в свои лапы эти камсамалисты — крупа…
Взгалдели:
— Ботай, чудило. Как же без нас-то?.. Мы в гвозде шляпка… Старый моряк сроду…
— То-то и оно: шляпки ноне не в почете.
Охнули, ххакнули, задермушились.
— Тузы, шестерки, винновы козыри. Мы девятый вал… Мы, сучий рот, завсегда…
Мах рукой просмоленной, обугленной в солнечке:
— Девятый? А то идет десятый вал… Полундра! Все накроет, все захлестнет — партейная сила — она зубаста.
— Эдакого нагородишь… Силы вагон — еще повоюем!..
— Крышка, соколы, о прежнем времячке думать забудь: нонче куда ни повернись — в ячейку угодишь, али в кружок… И мне, старому дураку, кольцо в губу да в тарарам студию — чуть отыгрался. Ты, говорят, товарищ боцман, будешь вроде купца. Тьфу… Мне ли в такие дела на старости лет?