Капитан задним ходом на середину каюты. Картинно откидывает могучий корпус и прищуривается.
— Дорогой мой, а не кажется ли вам, что эти камни кричат?..
Бесстрашный боцман попятился. Черемисов прокашливается, давится словами:
— Камни?.. Да, как будто действительно того…
Ванька шаг вперед:
— Разрешите… Чаек у вас нет. А без чайки — море не в море. На озере и то утки, например…
Капитан грозно хмурится, светлеет, раскатисто хохочет и хлопает Ваньку по тощему брюху.
— Правильно! Люблю здоровую критику. Очень верное замечанье… Ты кто такой?..
Федотыч.
— Мы, Вихтор Митрич…
Утакали. Удахали. Съетажили дела по-хорошему. Из каюты вывалились в богатых чинах: Ванька баталер, Мишка кок. По палубе КОМИССАР. Дружки колесом на него:
— Даешь робу, товарищ комисар.
— Рваны-драны, товарищ комисар…
Ванька вывернул ногу в разбитом ботинке. Мишка под носом комиссара перетряхнул изодранную в клочья фуфайку.
— Полюбуйтесь, товарищ комисар… А который в тылу, сучий их рот…
Комиссар бочком-бочком да мимо.
— Доложите рапортом личсекретарю, он мне доложит…
— Какея такея рапорты? — Перевод бумаги…
— Дело чистое, товарищ комисар: дыра на робе всю робу угробит.
Братухи дорогу загородили — комиссару ни взад, ни вперед. Поморщился комиссар, шаря по карманам пенснэ. Ни крику, ни моря он не любил и был прислан во флот по разверстке. Тонконогий комиссар и шея гусиная, а грива густая: драки на две хватит.
— Извините, товарищи, аттестаты у вас имеются?
Вот атестаты — засучил Мишка штанину показывая зарубцеванные раны — белогвардейская работа.
Ванька из глубоких карманов — целую пачку разноцветных мандатов, удостоверений, справок. Изъясняться на штатском языке, по понятиям дружков, было верхом глупости, и, стараясь попасть в тон вежливого комиссара, Ванька заговорил языком какого-нибудь совслужа.
— Пожалуста, читайте товарищ комисар, будьте конкретны… Ради бога, в конце концов, сделайте такое любезное одолжение… Будьте добры, извините…
— Робу выцарапали.
Клёши с четверга в работу взяли: уж их и отпаривали и вытягивали и утюжили и подклеивали и прессовали — чего-чего с ними не делали… Но к воскресенью клёши были безусловно готовы. Разоделись дружки на ять. Причесочки припустили а-ля-шапя. Усики заманчивые подкрутили. Заложили по маленькой.
— Давай развлеченья искать.
— Давай.
По кудрявому по бульварчику. Взад-назад, туда-сюда. Семячки плюют. К девкам яро заедаются.
— Эй, Машка, пятки-то сзади…
Конфузятся девки:
— Тьфу, кобели.
— Черти сапаты.
— Псы, пра, псы.
Ванька волчком под пеструю бабу. Сзади вздернул юбку — плюнул. Баба безусловно в крик.
— Имеешь ли право?..
И так магюкнулась — Ваньку аж покачнуло. Мишка с Ванькой на скамейке от смеху ломятся.
— Ха ха ха ха…
— Го го го…
Весело на бульварчике. В ветре электрические лапы раскачиваются. На эстраде песенки поют. Музыка пылит. Девочки стадами. Пенится бульварчик кружевом да смехом. А дружкам, ах не весело. С чего бы такое? Мотались туда и туда. Папироски жгли. На знакомую луну поглядывали: вечер насунул.
— Агашенька…
— Ципочка…
Не слышит АГАШКА ГОЛА ГОЛЯШКА — мимо топает. Шляпка фасон Вера́. Юбочка клеш. Пояском лаковым перетянута. Бежит, каблучками стучит, тузом вертит… Ох ты, стерва… Догнали Агашку. Под ручки взяли. Близко-близко в личико пухлое заглянули. Зазнаваться стала?
— Иль денег много накопила — рыло в сторону воротишь?
— Ничего подобного — одна ваша фантазия…
Купили ей цветков. Красных и синих, всяких. Цена им сто тыщ. Ванька швыркнул в рожу торговцу десять лимонов и сдачи не требоват: пользуйся, собака, грызи орехи каленые… Агашка гладит букет, ровно котенка.
— И зачем эти глупости, Иван Степаныч? Лучче б пиченьев купили.
— Дура, нюхай — цвет лица лучше будет: цветы с дерева любви.
Агашка сияла красотой, но печальная была. Пудреный носик в цветки и плечиком дернула.
— И чего музыка играть перестала?..
Гуляли-гуляли — надоело. Как волки овцу, тащут Агашку под кусты, уговаривают.
— Брось ломаться.
— Не расколишься: чай, не из глины сляпана, брось…
— И опять же мы тебя любим. А ты-то нас любишь ли?
Щерится на бравых морячков, ровно коза на овес. Поджала губки крашеные. Клеш, между прочим, замечательный, даром что ночью и то превосходный клеш: ах, мять не хочется… А моряки красивы сами собою, и им от роду только…
— Люблю, люблю, а никакого толку нет от твоей любви. Это не любовь — одна мотивировка.