Когда Авах поднялся, медведица была мертва, но у победителя была сломана рука и широкая рана зияла на груди.
8
Больше никаких происшествий не случилось до наступления полярной ночи. Рука Аваха заживала плохо, она утратила былую силу и верность.
Это обстоятельство выдвинуло теперь на первый план меня, как самого сильного. Мои выстрелы озадачили дикарей: они смутно догадывались, что я владею грозным оружием. Я пытался объяснить им действие револьвера и винтовки. Я убеждал их, что дети Мамонта в те далекие годы, когда они еще жили на Большой земле, были знакомы с огнестрельным оружием, и это знание вернется к ним, если им когда-нибудь удастся вернуться на земли предков.
Но мои доводы воспринимались ими весьма туго. Я чувствовал с их стороны боязнь и сдержанное недовольство. Я стрелял специально для них. Первыми опять-таки привыкли женщины, затем Ванаванум, но неподатливому Аваху понадобился целый месяц, чтобы освоиться и смириться с новым оружием.
Великая ночь тянулась спокойно примерно до половины января. Было холоднее, чем в прошлые годы, но мы ушли в дальние пещеры. Там держалась более высокая температура.
В январе, возвращаясь со стариком, Авахом и мамонтом после обычного обхода нашей территории, мы вновь ощутили колебание почвы. Толчок был слабый и короткий. Мы не обратили на него внимания. В тот день он не повторился, и никаких изменений в нашем убежище мы не обнаружили. Но через неделю колебания возобновились, на этот раз с большей силой. В пещерах появились многочисленные трещины. Еще часть скал, окружавших долину, обрушилась.
Ванаванум впал в уныние.
— Земля разверзнется и поглотит детей Мамонта, — предрекал он.
Уже был близок полярный день, когда новое землетрясение, на этот раз сильное, сокрушило ряд пещер и снесло горы — границы нашего убежища.
Это случилось, когда мы спали. Мы вскочили в ужасе: рухнули стены соседней пещеры. Мы выбежали и видели, как падали огромные скалы…
Прошло несколько томительных недель. Первые же лучи солнца ободрили нас, но новый толчок напомнил, что опасность еще не миновала.
— Надо готовиться к отъезду, — объявил я.
Это произошло в те дни, когда солнце поднялось над горизонтом.
Женщины слушали меня со страхом и надеждой.
— Что об этом думает Авах? — тихо спросил я.
И он ответил печально:
— Авах потерял свою силу… Авах больше не вождь…
Следующие недели прошли в напряженной работе. Мы наделали из пшеницы огромные грубые лепешки, прибавляя туда сушеное и растертое в порошок мясо, сухие грибы, коренья. Остатки зерна были предназначены для мамонтов.
И все-таки надежды на удачу были слабы. Уезжать следовало в самом начале лета. Я рассчитывал лишь на то, что приблизительно знаю дорогу и умею ориентироваться по звездам…
К концу апреля сборы были окончены. У нас был запас провизии на двадцать дней и надежда подстрелить дичь в пути. А если удастся быстро пересечь мертвую зону ледяных пустынь, то и для мамонта там найдется какая-нибудь растительная пища.
Следовало торопиться. Толчков больше не наблюдалось, но ухудшение наступало с каждым днем. Вяли и никли травы, кусты, деревья. Трещины в почве превращались в зияющие провалы. Становилось все холоднее и холоднее.
Я все приготовил к отъезду, нагрузил сани продовольствием, мехами и прихватил несколько алмазов, которых оказалось достаточно в дальней пещере.
А пещеры постепенно оседали и рушились. Порой лишь случай спасал нас от гибели. Животные метались по долине. Птицы собрались в стаи и улетели.
Отправились и мы.
Когда мы выехали на лед, я обернулся, чтобы последний раз посмотреть на наше чудесное убежище. Горные хребты, защищавшие его, обрушились, и ледяная пустыня торжествующе наступала на благословенный оазис.
На одной из уцелевших скал стоял старый мамонт. Он не двигался. Он не понимал, что происходит.
Мои спутники тоже видели его.
— Старый предок не хочет идти с нами! — скорбно шептали женщины.
В этот момент старый мамонт поднял хобот, издал свой скрежещущий рев, повернулся и медленно пошел в глубь своей долины. Наш мамонт протрубил ему в ответ и сильно дернул сани. Отъезд прошел благополучно.
Несмотря на довольно сносную температуру, путешествие было трудным. За первые десять дней буран начинался всегда дважды. Мы были тепло укутаны в шкуры. Мамонт показывал замечательную выдержку: он вез нас быстрее, чем собачья упряжка, и не менял аллюра.