Судьба благопріятствовала всѣмъ предпріятіямъ госпожи Кёбесъ. Таинственныя объявленія скоро исчезли съ оконъ, а на мѣсто объявлёній скоро показались господа съ длинными, бѣлыми зубами и жидкими бакенбардами, которые предъ зеркаломъ завязывали свои галстухи, и юныя дамы съ длинными локонами, изъ прелестныхъ, большею частью полуоткрытыхъ устъ которыхъ чаще всего слышались односложны звуки «йесъ» и «но», когда выпадалъ счастливый случай встрѣтить ихъ на прогулкѣ.
Пристрастіе, обнаруженное госпожей Шмицъ на прежнемъ поприщѣ общественной дѣятельности, не измѣнило ей и въ новомъ. И нынѣшнихъ своихъ посѣтителей раздѣляла она, какъ и прежнихъ, на два класса, а именно на такихъ, которые уплачивали представляемые счеты не читая ихъ, и такихъ, которые имѣли дерзость подвергать спеціальному осмотру итоги подаваемыхъ счетовъ. Первыхъ она любила и уважала, послѣднихъ ненавидѣла и презирала. Для однихъ она могла при надобности приносить себя на жертву, когда они были больны, приготовлять дли нихъ крѣпкій бульонъ и даже цѣлыя ночи просиживать у ихъ постели; для другихъ — всякая дорога была слишкомъ далека, всякая услуга слишкомъ тяжела и никакая ошибочная надбавка не довольно велика.
Свенъ, проживъ у нея восемь дней, въ особенности запалъ ей въ сердце. На представленный хозяйкою недѣльный счетъ онъ не только не удостоилъ взглянуть, но попросилъ ее впередъ не безпокоить его такими пустяками, кромѣ того выдалъ ей на руки значительную сумму съ просьбою самой распоряжаться и расплачиваться за издержки, и только предупредить его, когда деньги будутъ приходить къ концу.
Госпожа Шмицъ боготворила Свена и потому не на шутку огорчилась, когда на кухню снесли почти нетронутымъ его завтракъ, тогда какъ она сама съ особеннымъ усердіемъ приготовляла его. Свенъ совершенно успокоилъ ее по этому предмету, и обмѣнявшись съ нею вѣжливыми фразами, незамѣтно свернулъ разговоръ на англичанъ вообще и на почтившихъ въ настоящее время университетъ своимъ присутствіемъ въ особенности. Именно по этому предмету госпожа Шмицъ была неистощима. Она и англичанъ, по свойственной ей привычкѣ, разделяла на два класса: на такихъ, которые у нея жили, и на такихъ, которые у нея не жили. Въ-теченіе ея десятилѣтняго гостепріимства въ числѣ состоятельныхъ жильцовъ въ ея рукахъ перебывали цѣлыя толпы мистеровъ, мастеровъ, мистрисъ и мисъ. Она и теперь могла хоть по пальцамъ перечесть наружность каждой личности, ихъ особенности, преимущества и слабости. Въ настоящую минуту подъ ея кровлею находятся два сына Альбіона, молодой джентльмэнъ и его воспитатель, пріѣхавшіе въ Германію для изученія нѣмецкаго языка; вотъ уже два года прошло, какъ они проживаютъ здѣсь, а по-нѣмецки не могли больше двухъ словъ сказать въ связи. Вообще говоря, въ настоящее время очень мало англійскихъ семействъ въ городѣ, да и между этими немногими мало найдется почтенныхъ людей; это ясно выходитъ изъ того обстоятельства, что никто изъ нихъ не живетъ въ ея домѣ. Вотъ, напримѣръ, мистеръ и мистрисъ Смитъ съ четырьмя дочерями. Господи Боже мой! какъ посмотришь на нихъ, какъ они попарно расхаживаютъ по улицамъ, отецъ и мать подъ-ручку впереди, а дочки позади — все попарно, и всѣ длинные носы ровно вздернуты наверхъ, а нижнія губы равно отвисли внизъ — ну такъ и подумаешь, что мистеръ Смитъ по-крайней-мѣрѣ англійскій лордъ.
— Ну попробуйте отгадать, господинъ баронъ, чѣмъ могъ быть этотъ человѣкъ въ своемъ отечествѣ? Онъ былъ — неприлично даже выговорить въ порядочномъ обществѣ — онъ былъ палачомъ и на своемъ вѣку по-крайней-мѣрѣ пятьдесятъ душъ спровадилъ на тотъ свѣтъ. А теперь онъ говоритъ, что мой домъ не довольно хорошъ для него! Словно павлинъ распускаетъ хвостъ и важничаетъ, а весь свѣтъ считаетъ за честь и счастъе видѣть его у себя въ домѣ. Вѣдь не достойно ли это смѣха и презрѣнія! воскликнула госпожа Шмицъ, и въ порывѣ негодованія отбросила длинную ленту своего чепчика на плечо.
— Стало быть, въ городѣ нѣтъ ни одного семейства англичанъ, съ которыми пріятно бы познакомиться?
— Ни одного, за исключеніемъ семейства Дургамовъ, которые съ своей стороны ни съ кѣмъ не желаютъ познакомиться.
— Какъ вы сказали? спросилъ Свенъ.