Два мѣсяца спустя.
Вотъ мы опять въ Германіи — не смѣю сказать, въ моемъ отечествѣ. Развѣ у паріи бываетъ отечество?
Неужели онъ дѣйствительно любитъ меня? Я знаю навѣрное, что желаютъ его возвращенія, что лордъ П* дѣлаетъ ему блистательнѣйшія предложенія. Я вижу, какой борьбы ему стоитъ отказываться отъ поприща, на которомъ онъ при первыхъ бурныхъ шагахъ пожалъ такіе славные лавры. Могу ли я принять на себя такую отвѣтственность? Когда онъ нашелъ меня, въ то время она стоялъ уже на вершинѣ власти; его отечество возлагало на него славныя надежды. Я сдѣлала его бездомнымъ скитальцемъ, который, не зная покоя, переносится изъ одной страны въ другую, изъ одного города въ другой. Онъ пожертвовалъ мнѣ своею будущностью на государственномъ поприщѣ, онъ меня...
Пожертвовалъ! и опять все жертвы и жертвы! Я не требую отъ него жертвъ, ни тѣхъ, ни другихъ! Я не могла выносить лондонскаго воздуха, ни его томительныхъ сезоновъ, ни пустого однообразія его гостиныхъ, ни пыла и жару его нелѣпыхъ раутовъ. Не могла; кровь моей матери возмущалась противъ этого накрахмаленнаго величія, противъ этого кривлянья вѣжливости; я задохлась бы въ этой атмосферѣ... Ну такъ зачѣмъ же онъ не оставляетъ меня въ своемъ замкѣ? зачѣмъ? Какое дѣло людямъ, счастливо ли мы живемъ, или нѣтъ? Долженъ ли онъ ради этого отъ всего отказаться: отъ привычнаго образа жизни, отъ своихъ надеждъ и честолюбія? Не для того ли, чтобъ бремя благодарности, которое онъ наложилъ на меня, еще болѣе тяготило бы меня? Въ какую пропасть я опять попала! Завтра же ему скажу, что мнѣ понятно все, что въ душѣ его происходить, что ради меня онъ не долженъ уничтожаться отъ бездѣйствія, что довольно и того, если одинъ изъ насъ будетъ безроднымъ.
Онъ не хочетъ; онъ увѣряетъ, что жертвы никакой нѣтъ и что для Эдгара необходимо провести это лѣто въ Ниццѣ. Когда же я настаивала, думая, что Эдгаръ со мною можетъ ѣхать въ Ниццу, онъ посмотрѣлъ на меня и сказалъ: «Послушать насъ, такъ можно подумать, что мы ищемъ только повода, чтобъ разъѣхаться.» Онъ говорилъ это съ улыбкой, но въ глазахъ его была ночь, грозная ночь... Поводъ! Ну конечно! вѣдь я не понимаю даже благороднаго честолюбія мужчины. Я только притворяюсь, будто что-нибудь понимаю; притворяюсь, потому что это мнѣ угодно, потому что я ищу только повода — повода разъѣхаться... Ну разумѣется! разумѣется!
Онъ не любитъ меня. Это не любовь, если она не основана на уваженіи, а можно ли уважать женщину, которой нельзя довѣриться даже въ самыхъ обыкновенныхъ обстоятельствахъ жизни... которой нельзя — ну да! нельзя вообще оказывать довѣрія? Оно и понятно: вѣрность есть добродѣтель, и какъ всякая добродѣтель, есть достояніе породы; люди не пріобрѣтаютъ добродѣтелей съ вѣтра, по случаю; вѣрные люди родятся изъ поколѣнія въ поколѣніе, какъ заводскія лошади. И какъ добродѣтели переходятъ изъ рода въ родъ; такъ и недобродѣтели переходятъ какъ наслѣдіе отъ отца къ сыну; изъ этого выходитъ, что джентльмэнъ можетъ происходить только отъ прямой линіи джентльмэна, а бѣдная танцовщица на маленькомъ театрѣ можетъ быть матерью только безчестной женщины. Не такъ ли вы думаете, мистеръ Д.? По-крайней-мѣрѣ взоръ, которымъ вчера вы удостоили меня, когда я хотѣла показать мистеру Уэсли нашъ нѣмецкій вальсъ, этотъ взоръ слишкомъ ясно выражалъ эти мысли.
Нѣтъ, онъ не любитъ меня! онъ никогда не любилъ меня! Что-то въ родѣ страсти могъ онъ ощущать, и эту страсть, которая могла возмутить даже его холодную кровь — именно только такую страсть и могло возбудить такое существо какъ я — такую страсть я должна внушать и пылкому мальчику, для того чтобъ, вселивъ такую страсть, самой раздѣлять ее — ну конечно, оно и понятно! Да ужъ и есть ли въ томъ надобность? Для такого низкаго существа нужна ли даже страсть, чтобъ раздѣлять ее? О Боже! можетъ быть, я чрезчуръ уже несправедлива къ нему. Но развѣ могу я выносить такіе взгляды, которые мнѣ теперь приходится довольно часто подмѣчать? И неужели мнѣ могутъ запретить прекрасное находить прекраснымъ? Да, мистеръ Д., вашъ родственникъ Робертъ красивъ, очень красивъ — вотъ какъ ньюфоундлэндская собака, и я хочу съ нимъ поиграть какъ съ огромною, красивою собакой, которая предана своей хозяйкѣ; онъ долженъ лежать у моихъ ногъ, когда я этого хочу; онъ долженъ осмѣлиться руки мои цѣловать, когда я этого хочу, долженъ — слышите ли, мистеръ Д. — долженъ!
Онъ назначилъ чрезъ недѣлю нашъ отъѣздъ, тогда какъ въ началѣ рѣшился-было прожить здѣсь до іюля. Онъ очень торопится уѣхать отсюда. Очень понятно: девятнадцатилѣтній юноша съ бѣлыми, блестящими зубами и съ силою удержать лошадь на всемъ скаку, непремѣнно опасенъ для молодой двадцатидвухлѣтней женщины... безконечно опасенъ!