Новых слушателей ныне 4. На богослужения по субботам и воскресеньям собирались до сих пор у Афонасия Аиба, в молитвенном доме, и 5–6 человек, у Антония Обата, другого катихизатора, бывшего здесь и только что на днях отправившегося на службу в Токио, по ненадобности здесь 2–3, ибо у них почему–то молитвенные собрания производились раздельно. Всех христианских домов здесь 9, из них охладевших 3. Симбокквай и никаких других церковных учреждений нет. На Церковь не жертвуют, не заведено еще, да и некому.
Когда кончили церковные разговоры, было уже за полдень. Отправились в гостиницу, пообедали и поехали посетить христианские дома. Из них только два — собственные у христиан: у Комацу, охладевшего, и у Ендо, бывшего торговца табаком, очень зажиточного; все прочие христиане живут в нанятых, промышляют кое–чем и перебиваются кое–как — это до крайности обедневшие «сизоку».
Заехали познакомиться с знаменитым здешним филантропом Оно, призревающим нищих, больных, бесприютных детей. Дом полон этим бедным людом, которые, однако, все заняты работой — разными ремеслами; небольшие мальчики — грязные на вид, иные в болячках — отлично расписывают фарфоровую посуду для обжигания. Тут же, на втором этаже, среди невообразимого хлама помещается и сам Оно с женой. Постлал он для нас одеяло, пригласил сесть, — сам грязный–грязный, однако лицо очень интеллигентное и симпатичное, жена же смотрит совсем почтенной матроной. Стал я убеждать его уверовать в истинного Бога, Которому он, без сомнения, очень любезен своими делами и к Которому уже близок, также сотворить призреваемым им еще более важное, бесконечно важное благодеяние — указать им путь в Царство Божие; на все отвечает «я», «я», по здешнему обычаю — наше «да», «да», и больше ни слова нельзя было от него добиться. Дал я ему на бедных детей 10 ен, тогда он завозился у огромной корзины с фарфором; оказалось, что набрал для нас троих — меня, о. Федора и катихизатора Аиба по прибору чайных чашек и чайнику; никак не могли мы отказаться от этого подарка; тогда я еще на детей, работающих сей фарфор, дал ему 2 ены; Оно сделался еще любезней, а жена угостила чаем. Проводил Оно нас на улицу со всем штатом своей бедноты и кланялся, пока не скрылись за углом.
Кончивши обзор христианских домов, заехал к пресвитерианскому миссионеру (ицциквай — соединение всех пресвитерианских общин в одно), американцу Rev. Winn, чтобы расспросить о состоянии инославного миссионерства здесь. Winn живет здесь четырнадцать лет; с ним же работают еще три миссионера (все они женаты) и четыре миссионерки. Христиан всех у них в Каназава 200; впрочем, многие из них ныне не здесь, а в других местах, как заявил Winn. Школ у них три: для мальчиков, девочек и воскресная для детей; первые две школы построены отличными европейскими зданиями; учащихся во всех трех школах 125; ныне меньше, чем прежде, говорит Winn, очень сильно теперь несочувствие всему иностранному; «не то, чтобы христианство ненавидели и преследовали, а все иностранное не любят, в том числе и христианство». Отчасти есть и прямо религиозная ненависть у простого народа под влиянием бонз; образованный же класс только индифферентен, но не неприязнен. Вообще, дело проповеди в Каназава, как и во всем Хокурокудо, по словам Winn’a, трудно. Здесь, в Каназава, есть еще методисты с миссионером американцем и тремя миссионерками; христиан у них 30 человек; есть еще католики. Других христианских сект в Каназава нет.