— То есть на данном этапе — около миллиона лет? — уточнил другой академик.
— Я бы не стал применять сугубо земные термины, такие, как «год», — возразил Кьон. — Если взять за точку отсчета период полураспада стронция-90, получится… — он извлек из кармана мини-компьютер и погрузился в вычисления, начисто забыв о вечеринке и тихой панике, висевшей в воздухе подобно облаку радиоактивного газа.
Должен сказать, я уже тогда понял, что, по сравнению с этой небольшой речью рассеянного, подвыпившего гения, взрыв кобальтовой бомбы в кабинете президента произвел бы меньшее впечатление. Само собой, другие ученые в нашем проекте — а они, уж точно, поумнее меня — поняли это гораздо быстрее. Один за другим, они быстренько разошлись, и если б я сразу же после слов Кьона не отдал приказ полностью оборвать все линии связи и включить режим боевой тревоги — вы бы сегодня не читали этого отчета.
Вас бы уже давно в живых не было, окажись на свободе такая новость.
Выдержка из протокола допроса майора Коулза, июль 2017
…Нет, я провел там три месяца, и все это время Карогнис жил по соседству. Их машина не столь точна, как наша, поэтому мне удалось улететь первым.
Почему я не сообщил? Издеваетесь? Вы хоть в курсе, как работает установка Сегье? Ах, в курсе… Тогда позволю себе напомнить, что дисперсия по временной оси иногда достигает двух месяцев, генерал. При возвращении меня может отбросить в прошлое за пару месяцев до точки отлета. Вы представляете, что из этого выйдет? Боюсь, не представляете, иначе бы не спросили. Если вернуться в период, предшествующий отправной точке, разница между исходным и результирующим антиперемещением уже не будет компенсирована нормальным перемещением. Я окажусь в космосе, понимаете? Точнее, я-то окажусь в том самом месте, где был раньше, просто из-под меня улетит Земля. Система координат установки привязана к центру Солнца, так легче калибровать. Минимальный срок пребывания в прошлом — три месяца. Нам сказочно повезло, что при первом испытании, когда мы этого еще не знали, удалось избежать катастрофы.
Да, я часто общался с Карогнисом. Первые несколько дней мы настороженно присматривались друг к другу, но научная программа у нас обоих была слишком насыщена, чтобы жертвовать ею даже по случаю первого контакта. В деревне мы работали посменно, чтобы не шокировать аборигенов. Дикари успели создать целую мини-мифологию, где я был добрым божеством, а Карогнис — злым.
Почему злым? (смешок) Видели бы вы его… Ну да, разумеется, фотографии и записи, только поверьте: размер имеет значение. В реальности Карогнис производил очень сильное впечатление. Ведь он крупнее белого медведя. Хотя от медведя в нем гораздо меньше, чем в нас от шимпанзе.
…Не так много, как нам бы хотелось. Он очень скупо отвечал на вопросы о мавах. К тому же следует учесть, на сколь примитивном языке мы общались. О многом приходилось догадываться, еще чаще — объяснять жестами или рисовать.
Да, они земляне и тоже явились из будущего. Из нашего будущего. Если я правильно Понял Карогниса, их время отделяет от нашего примерно один миллион лет.
Как «почему»?! Вы меня каким местом слушали?!
Джонатан Уэбб, «Судьбы нет», август 2029
(фрагмент биографической повести)
— Ты большой человек там, дома? — спросил Карогнис за десять дней до отлета Коулза в будущее. Хрононавт с легким удивлением покачал головой.
— Нет.
— Я тоже маленький, — трехметровая панда опустила голову. — Есть вопрос, которого я не должен задавать.
Коулз присел на влажный, покрытый мхом камень. Они с Карогнисом поселились у водопада, по разные стороны утеса, чтобы быть рядом, но не смущать друг друга лишний раз.
— Я слушаю, — сказал человек.
Панда сложила лапы на животе.
— Как вышло, что завтра вы живые?
— Мы, люди?
— Да.
— Разве так не должно быть?
— Вы вымерли, — спокойно ответил Карогнис.
Коулз улыбнулся.
— Да, этот остров погибнет через год, но люди живут не только здесь.
— Я знаю. — панда смотрела в сторону. — Я сказал то, что хотел сказать.