Олег Полторак замолчал, о чём-то задумался, точнее, прислушался к своим ощущениям. Затем заговорил, но уже не с возмущением, а с тоскливыми нотками страха в голосе:
- ... Автомат был в метре от меня; пули летели в сантиметрах от головы. А казалось, что все они летят в мою голову, я на правое ухо до сих пор ничего не слышу. - В глазах рассказчика появились признаки нарастающей волны ужаса. - Я-то сразу почти ничего не понял, а сейчас - воспоминания об этой стрельбе нагоняют такую сильную жуть. - Снова пауза на несколько секунд в этот момент, Олег выглядел потерянным, можно сказать подавленным. - Ты знаешь, а эта су...а - та, что стреляла, Она попала в Леся. Пуля пробила ему ногу - само бедро. Столько кровищи натекло. Никогда не думал что её так много в человеке. Её еле остановили. А БТР, тем временем, задом, задом и укатил восвояси. Зачем спрашивается приезжали? Зачем в людей стреляли?...
Неправильно всё это было. Вроде и войны нет, а тридцатилетний мужик, ранее никогда труса не праздновал; сидел пустив слезу, и признавался в своих пережитых страхах. Если к этому добавить ещё и другие слухи, - упорно передаваемые из уст в уста. То становилось ясно, что у многих людей, нервы были на взводе, и дабы 'вспыхнуть‟ и сгоряча, да наломать дров, достаточно было маленькой 'искры‟.
Сотник Брильченко, большую часть этой ночи провёл в штабной палатке. Да тут ещё какой-то залётный полковник, из новых воевод - тех, кто занял свои посты на гребне свершившейся революции, хорошо поставленным голосом 'парадного генерала‟, старательно втолковывал всю важность предстоящей операции. И послать его подальше, было нельзя - субординация, но и слушать агитационный бред, было до омерзения нудно.
- ... Так что сотник, гордись! - 'Сотрясая‟ своим голосищем воздух так, что его можно было прекрасно услышать и на огромном отдалении: ораторствовал служака. - Именно на вас и ваших людей возложена эта великая миссия! - Высокопоставленная персона, важно прохаживалась по штабной палатке, то и дело посматривал в небольшое зеркало. Судя по эмоциональной реакции, ей нравилось то, что там отражалось, так как после каждого такого взгляда, 'вояка‟ приосанивался, и продолжал 'изливать‟ свой словесно-эмоциональный 'поток‟. - Ты там с сепарами не особо церемонься - будут возмущаться, возьми, да пристрели парочку. ...
- Ага, я твой устный приказ на открытие огня по гражданским никому не предъявлю. Случись что, ты гнида, вообще откажешься что здесь был и командовал. - Мысленно пререкался Геннадий - он всегда так делал, когда понимал что с кем-то из очередных, особо 'одарённых‟ начальников спорить бесполезно: тем более после таких инструктажей, всегда понимал что поступить по-своему. - А мои орлы не ваша вооружённая шпана - в безоружных людей, стрелять не будут.
Дождавшись когда Яков Семёнович окончит своё выступление, Геннадий Васильевич вытянулся перед ним в струнку, и лихо взяв под козырёк, по-ребячески гаркнул - не упоминая звания:
- Разрешите идти? Задание понято и будет выполнено! - Дождавшись ответа, спецназовец также бодро развернулся и покинул штабную палатку.
- Ну что там командир, что нового по плану операции услышал?
Этот ехидный вопрос Брильченко услышал, как только вошёл в палатку. То о чём говорили в штабе, знали все его бойцы - палатка спецназа находилась рядом со штабной, и обсуждение 'тайной операции‟ было слышно не только им одним, но и всей округе. Сотник зло посмотрел на своих подчинённых нечего не ответив, начал экипироваться. То, что он был полностью не согласен с переигранным планом - спущенным сверху в самый последний момент, ещё не было поводом, для обсуждения его с подчинёнными. Тем более перед самым выходом.
- Так что батя, пойдём на объект через парадную лестницу? - Не унимался боец с позывным Буян. - Может быть, мы ещё в колокольчик позвоним? Вдруг сепары не заметят, что мы к ним в гости пожаловали!