- Судя по тому, как ты быстро управился с докладом и твоему виду. Ты так и не внял моему предупреждению? - Показательно небрежно пробубнил дежурный, когда от снайпера отделяло не более пяти метров. - А ведь тебе намекал, что Шуфрич отдыхать изволит: это значит, что нельзя к нему без разрешения вваливаться. - Наглец широко улыбнулся: ну прямо чеширский кот - только не исчезает, медленно растворяясь в воздухе. - Я правильно догадался о том, что там произошло?
Минька как будто и не слышал этих слов, а подойдя почти вплотную к дежурному по блокпосту, сразу же выпалил ему:
- Ну и мразь же ты ланковый! Гнида! Не мог предупредить, что у командира, там пьянка в полном разгаре?
Крепыш, не обращая внимания на то, что Минька кипел от негодования, всё также спокойно проговорил:
- Ты не сильно то кипятись. Себя виновать, коли такой непонятливый. Присядь вон рядышком, да вспомни мои слова про то, что наш командир отдыхать изволит. Ну что? Было такое?
Та уверенность в своих силах и спокойствие, которые сквозили в голосе ланкового, подействовали на Кныша отрезвляюще - как холодный душ. Поэтому, остановившись и постояв ещё пару секунд, парнишка подчинился и присел на указанное ему место на скамейке. Он подчинялся, потому что прекрасно понимал, в открытом противостоянии, он будет сильно уступать этому наглецу в силе. А Манул, самодовольно улыбаясь, продолжил свои издёвки-нравоучения:
- Ты, как снайпер должен быть намного умнее - сообразительнее, да и лучше управлять своими эмоциями. Иначе, ты всего лишь балбес, пусть и умеющий неплохо стрелять. Не более того. ...
- Об этом не тебе судить. - Не сдержавшись, возразил Миня. - Я и без подсказок таких умников как ты, давно свой счёт веду.
- Ух ты. Да ты никак огрызаешься? А не боишься что...
На сегодняшний день чаша терпения оказалась переполненной и, Кныш вскипел: - 'Да сколько всё это можно терпеть? Сперва этот слизняк водила с его скрипучей колымагой, всю дорогу выносил мне мозг. А сейчас этот качок: вознамеривавшийся опустить меня ниже плинтуса‟! - Эти мысли, сработали как масло, подлитое в огонь.
Еле сдерживая гнев, он прервал крепыша:
- А чего это мне тебя бояться? Всё равно больше чем убить, ничего со мной не сделаешь. А коли изобьёшь и оставишь живым: то оклемавшись, я в любой момент смогу с тобой поквитаться. Война всё спишет! Решать тебе. Так что ланковый, отвянь, и не доставай меня боле.
Дежурный по блокпосту, услышав такую словесную отповедь удивился. Он никак не ожидал от новенького такого ответа. Тем более, если судить по тем слухам, которые до него дошли. И удивлённо посмотрев на Кныша, он поинтересовался:
- А чего же ты тогда, на прошлом месте службы позволил себя так избить? А?
Не ожидавшего такого вопроса, Миньку передёрнуло всем телом. Получившая выход, и было начавшая утихать ярость в груди, получив от последнего вопроса подпитку, закипела с новой силой. Парнишка стрельнул злым взглядом на собеседника, и на манер потревоженной змеи, прошипел в ответ:
- Меня обидеть смогут многие - только потом, их ничего не спасёт от последующей расплаты.
Ланковый удивлённо смотрел на снайпера, и потому что видел, был склонен верить каждому его слову. И пусть последнего обидчика этого бойца убили сепаратисты, но он не сомневался в том, что, парень никого не простил и в будущем прощать не собирается. Ничего в этой жизни не проходит бесследно, вот и этот переворот, как и последовавшая за ним война, бесповоротно сорвали у этого бойца 'башню‟.
- Ну и молодца - уважаю таких. - На сей раз, дежурный был серьёзен, и от былой надменности не осталось следа. - Кстати, я Богдан Вихтиевич Ступа. - Он встал, протянул для приветствия Мине руку. - Для тебя же, просто Бодя.
О чём дальше говорили эти двое, неизвестно. Только приблизительно через час, они исчерпали все темы, встали и, Бодя проводил своего нового товарища к одной из землянок для личного состава. Там Кныша ждал 'приятный‟ сюрприз - один из бойцов, узнал в Миньке запомнившегося ему удальца, который по его убеждению спас его жизнь во время революционных событий в стольном граде. Если верить его сбивчивому, и косноязычному повествованию, по его отряду вели убийственный огонь снайперы из опричников Дормидонтовича. И если бы не Миня, начавший стрелять в ответ: то он - Гриць, точно бы погиб. За что и было предложено немедленно выпить, благо запасов алкоголя и закуски хватало, всё это было буквально сегодня конфисковано у местных. Так что самогон полился рекой. ...
Все знают одну аксиому жизни: - 'Если во время вечернего застолья было хорошо, то утро будет тяжёлым‟. - Вот и это утро было жутким и совершенно не добрым. Минькина голова гудела как растревоженный улей, сторонние звуки - чей-то мощный храп, воспринимались как бьющий по ушам набат. Вдобавок ко всему, в горле настолько пересохло, что сказать, что там была пустынная суш, значит, ничего не сказать. Еле разлепив глаза, Минька увидел жуткую картину. В поле его зрения попались люди, которые как трупы, развалились там, где их застал сон, и если бы не их вздымающиеся от дыхания грудные клетки, то землянка вполне могла претендовать на то, чтоб её назвали местом жестокого побоища.