'Дык, твою ... ты это ... ну успокойся девка. Тудыть твою! Жив твой соколик! Жив говорю твой Марик, токма считай без ноги остался. Так-то она у него вроде как и есть, вот только нерв какой-то в ней перебили - не слушается она его боле. Доктор сказал что это навсегда ...‟. - Тудытька несколько раз повторил эту фразу, пока Люда её услышала и ещё несколько секунд, пока поняла смысл произносимых Сёминым слов. В её глазах, недавно полных безмерного ужаса и тоски, появилась осмысленность и, одновременно зарождался укор, обида на бестолкового, косно язычного бойца.
'А-а-а! Дурак! Дурак! Дурак! - Закричала девушка и стала часто колотить своими маленькими кулачками Тудытьку в грудь. - Как ты мог такое сказать?! Ведь он жив! Боже! Главное он жив! ...‟
А Тудытька, отпустив девушку, стоял рядом с ней, не обращая внимания на град её слабых ударов, и виновато потупившись, думал: - 'Главное девка, чтоб ты также и через год думала. Вот. Да и позднее, едрён корень, не разочаровалась в своём выборе. Тудыть твою, такова она жизня, жестока как незнамо кто - мать её переэтак ...‟. - Он, как и все люди в отряде знал, что Кригер и повариха Вовк любят друг друга, однако как умеренный, учёный жизнью циник, сомневался, что такая беда не скажется на чувствах молодых людей.
Только что закончилась очередная, и как обычно за время этой войны, неудачная атака позиций сепаратистов. Рев-рота, так и не выполнив поставленную задачу, отходила к своим позициям. Что тут поделаешь, ведь они, сепары, каким-то чудом сумели подготовиться к нападению и встретили атакующих гвардейцев плотным огнём. И всё бы ничего, однако, как оказалось, противник, на своём фланге, весьма для себя удачно поставил фланговое минное заграждение - в общем, если задуматься, то всё это было весьма предсказуемо. И то, что трусливые армейцы весьма вяло, нехотя проимитировали отвлекающий улар в лоб, к этому стоит добавить отвратительную работу бездарных пушкарей. Да всё в этой операции было сделано через одно место.
Луць, как и многие его товарищи, сидел на броне БМПшки и, отрешённо смотрел на унылый, холмистый, такой чужеродный для него пейзаж. Парень был погружён в весьма не весёлые, тяжкие, отвлечённые от окружающей действительности думки: - 'У нас в Зыхтычах даже растительность другая, воздух слаще и холмы совершенно другие, - нет этих мёртвых шахтёрских отвалов, а главное в меня там никто не желает выстрелить. Да и наши девки поприветливей, роднее и ближе. Матка боска, как же я от всего этого устал, как хочется домой! Обнять мамку, сеструху, поди они гордо носят те обновки, которые я им отослал. Им хорошо, не то, что мне - как я устал. На душе, до жути тоскливо - домой тянет, а обещанную смену никак не присылают. Устал, устал. А как хочется пройтись по улочкам стоящего рядом с родными Зыхтячами Оргобыча. Пройтись героем, чтоб все местные красавицы стали моими, но всё никак не получается. Смена, чтоб её, никак не идёт. Точнее, высокопоставленные командиры, не издают указ о демобилизации тех, кто давно здесь воюет. И видимо не собираются это делать. ...‟ - На этой, весьма депрессивной 'ноте‟, думы молодого человека и прекратили своё вялое течение и всполошились, как будто кто-то подхлестнул их, причём сделал это кожаным хлыстом пастуха.
Краем взгляда, Шкода заметил непонятное, еле уловимое изменение в пейзаже. А подсознание, мгновенно вычленив из этой перемены первые признаки устроенной на его подразделение засады, заставило организм выпрыснуть в кровь, изрядную дозу адреналина. В свою очередь тело, наученное многими тренировками инструктора Малоша Вальски и опытом войны, не дожидаясь команды от ещё нечего не осознавшего сознания, оттолкнулось ногами от брони, и на момент взрыва первой кумулятивной гранаты, летело в придорожную пыль. А когда по броне боевой машины, дробно застучали пули, Луць пригнувшись, стремительно перебежал к кабине ближайшей машины, где и залёг возле её переднего колеса.
Как хорошо обученный воин, парень не поддался панике и не потерял своего оружия, не заметался в поисках более безопасного укрытия, а сняв автомат с предохранителя, стал отстреливаться от напавших на его колонну диверсантов. Боевик огрызался скупыми, короткими очередями, и только по вспышкам от выстрелов противника. Так что, увлечённый боем, он не сразу заметил, как из пробитого бензобака (и надо же было залечь именно рядом ним) потекла пахучая жидкость и местами промочила его полевую форму, а когда осознал это и хотел убраться с этого опасного места, то его обдало горячей волной огня. Шкода начал кататься по земле, в надежде сбить с себя пламень, однако тот не желал отпускать его тело и вгрызался своими жгучими языками в открытые участки его тела. Боль от ожогов становилась всё нестерпимее, стала проникать под одежду и Луць заорал. Вскоре жар проник и в глотку, лёгкие, пробираясь всё глубже, усиливая и без того нестерпимую муку. А вскоре, живой факел затих и перестал биться. Вот так, очередной 'миротворец‟, закончил свою миссию отчистки 'своей‟ земли от сепаратистов.