— Представьте себе. На работе она прямо-таки преображалась — сама общительность. А в сочетании с ее умом и умением держать себя, она была просто идеальной спутницей, поэтому пользовалась спросом.
— А родственники? — снова встрял в разговор Чайкин.
— Я знаю только про сестру — на похороны приезжала.
— Родная?
— По-моему, да.
— Брюнетка?
— Кто?
— Сестра.
— Почему брюнетка? Нет, она блондинка. Вера была брюнеткой. А сестра — блондинка.
— Может, крашеная? — предположила Екатерина Андреевна.
— Нет, насколько я помню. Абсолютно натуральная.
— А из какого она города? — спросил Чайкин.
— Сестра или Вера?
— Обе.
— Вера была из Старого Оскола. А сестра — не знаю. Может, оттуда же. Но вы сами можете у нее спросить. Она, наверное, еще в Москве.
— Как? — удивленно воскликнула Екатерина Андреевна. — Ведь уже пол года прошло.
— Так у Веры квартира была, — пояснила Элеонора Эдуардовна. — В ипотеку брала. Нужно было разбираться с ней, решать что-то. А это же процесс долгий. Так что сестра остановилась на квартире у Веры.
— А вы адрес знаете? — спросил Чайкин.
— Конечно. Регина! — позвала Элеонора Эдуардовна.
Дверь в кабинет приоткрылась, и в проеме показалась рыжая голова.
— Дай, пожалуйста, этим господам домашний адрес Веры Столяровой.
— Зачем? — недоумевающе спросила Регина, но, натолкнувшись на суровый взгляд матери, тут же ответила: — Конечно. Сейчас.
И скрылась за дверью.
— А как зовут сестру? — спросила Екатерина Андреевна.
— Ой… — Элеонора Эдуардовна на мгновение задумалась. — Толи Ирина, толи Карина… Не помню. Могу я вам еще чем-нибудь помочь?
— А эта девушка у вас работает? — спросил Чайкин, достав из кармана и показывая ей распечатанный портрет высокой брюнетки из гостиницы.
— Нет, — уверенно сказала Элеонора Эдуардовна. — А почему вы решили, что она может работать у меня?
— Мы разыскиваем ее. Судя по всему, она тоже оказывает подобные услуги.
— Это вряд ли.
— Почему? — удивился Чайкин.
— Она слишком крупная. Хороша собой, привлекательна, но слишком крупная.
— На записи с камеры наблюдения видно, как она выходит из гостиничного номера, а потом из него вышел мужчина.
— Вы издеваетесь? — искренне возмутилась Элеонора Эдуардовна. — Девушка из эскорт-службы никогда не войдет в гостиничный номер к мужчине. Это табу.
— Кто же тогда входит? — недоумевающе спросил Чайкин.
— Проститутка, — подсказала Екатерина Андреевна. Элеонора Эдуардовна одобрительно кивнула:
— Судя по внешнему виду, весьма и весьма дорогая. Такие работают только индивидуально.
Дверь в кабинет снова открылась, и вошла Регина.
— Вот! — Она протянула Екатерине Андреевне листок бумаги.
— Да это же совсем близко! — воскликнула та, пробежав сощуренными глазами по мелким строчкам. — Спасибо!
И передала листок Чайкину.
— Ну что ж, не смею вас больше задерживать, — вставая, сказала хозяйка кабинета.
— Постой! — воскликнула Екатерина Андреевна, едва Чайкин потянулся к панели домофона. — Что ты ей скажешь?
— Ну, скажу, что мы из полиции. По делу.
— По какому?
— Потому.
— Но то дело давно закрыто.
— Скажу, что снова открыли.
— А потом, когда выяснится, что ты соврал, как ты ей в глаза будешь смотреть?
— Тогда скажу, что собираемся снова открыть дело.
— Нет, давай просто подождем, пока кто-нибудь выйдет, а потом позвоним сразу в дверь, — предложила Екатерина Андреевна.
— И что скажем? — спросил Чайкин.
— Скажем, что соседи снизу.
— То есть соврем?
— Да, опять неудачно получается.
В это мгновение дверь подъезда распахнулась, и Екатерина Андреевна с Чайкиным резво бросились внутрь, даже не пропустив пытающегося выйти на улицу интеллигентного вида старичка с миниатюрной собачкой на руках.
Против ожидания, им открыли сразу, едва Чайкин нажал на кнопку звонка. На пороге стояла женщина средних лет в домашнем халате, вспотевшая, с косынкой на голове и тряпкой в руке.
— Проходите, — сказала она, впуская их в квартиру.
— Добрый день! — сказала Екатерина Андреевна.
— Здрась, — буркнул Чайкин.
— Две комнаты, изолированные. Вся мебель есть. Кухня, ванная — все оборудовано, — скороговоркой произнесла женщина. — Можете посмотреть, только ноги вытирайте, я пол помыла…
— Постойте, — перебила ее Екатерина Андреевна. — Мы хотели спросить…
— Сорок тысяч. Меньше не могу.