— Вернусь к предыдущему вопросу. — Похоже, он там сплоховал. Должен был спросить о другом. — Вы воспользовались приемами разрешения противоречий, верно?
— Да.
— Я могу воспользоваться этими приемами?
Если он ответит «нет»…
— Да.
— И могу разрешить это противоречие?
— Нет.
Адвокат растерялся. Он умел проводить перекрестные допросы. Он не раз загонял свидетелей в ловушку, в том числе смысловую или логическую. Выигрывал процессы — не так часто, как хотелось бы, но достаточно часто, чтобы приобрести репутацию крепкого защитника, умеющего находить лазейки даже в крайне невыгодных для защиты обстоятельствах. Но когда искусственное существо, которое может и обязано рассуждать только логически, только по заданным алгоритмам, существо, способное говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, когда такое существо несет явную чушь…
Адвокат досчитал до десяти, понял, что терпение судьи на исходе, и спросил:
— Правильно ли я понял?
— Не знаю, — немедленно отозвался Айзек.
— Я еще не сформулировал вопрос… Правильно ли я понял, что приемами, о которых шла речь, воспользоваться я могу, а разрешить с их помощью противоречие — нет?
— Правильно, — согласился Айзек.
— Где логика? Где… Ваша честь, — обратился адвокат к судье, — вы же видите, что Айзек противоречит самому себе на каждом шагу. Что-то с ним не в порядке.
— Ваша честь! — поднялся Энди. Он был возмущен. Он долго слушал глупые пререкания. Ни прокурор, ни адвокат не имели представления о том, как мыслит Айзек, как обрабатывает вопросы и как формулирует ответы. Два надутых индюка, два профессионала, которые, сцепившись, сумеют поставить друг друга в неловкое положение, но против Айзека шансов у них нет. — Ваша честь! Можно мне сказать?
— Протестую! — воскликнул прокурор. Адвокат тоже хотел подать протест — что еще за выходка со стороны программиста? — но поддерживать прокурора не собирался.
По правилам судья должен обвинить Витгенштейна в неуважении к суду. Принять протест и приказать, чтобы заносчивого программиста вывели из зала. В любом другом заседании… любом другом процессе… Но в любом другом процессе не было бы программиста, не было бы компьютера, отвечающего на вопросы, не было бы и быть не могло нелепой ситуации, когда эксперт* предлагает два несовместимых вывода и при этом утверждает, что несовместимое совместимо.
— Ваша честь, — Энди воспользовался замешательством судьи и говорил быстро, понимая, что прервать его могут в любую секунду, — позвольте мне задавать вопросы Айзеку! Ваша честь, ни прокурор, ни адвокат не задали пока ни одного правильного вопроса! Ваша честь, они только все запутывают! Ваша честь…
— Перерыв! — объявил судья. — Десять минут. Вы! — он не смотрел на Энди, но обращался к нему. — Пройдите ко мне в кабинет.
Поднявшись, судья обернулся к прокурору и сказал:
— Будет ли принят протест, я объявлю после перерыва.
— Я поступил глупо. — Судья стоял у окна, смотрел на площадь перед Дворцом правосудия, где у фонтана, изображавшего трех рыкающих львов, играли дети и молодые мамы с колясками сидели в тени раскидистых лип. Судье было трудно выговорить эти слова в присутствии сопляка, ничего не понимавшего в юридической науке и в ситуации, куда судья загнал себя по собственной воле.
Энди стоял, не зная, какую принять позу — навытяжку не хотелось, хотя, наверно, надо было. Расслабившись — неприлично. Энди переминался с ноги на ногу, не решался прервать речь судьи, и без того прерывистую: Бейкер произносил короткую фразу, замолкал, погружался в раздумья, потом изрекал очередную краткую сентенцию и опять замолкал.
— Не нужно было соглашаться.
Судья говорил, глядя на улицу, Энди не видел его лица, и ему это почему-то мешало.
— Ваша честь…
— Да я вас слушаю, молодой человек, для того мы сюда и пришли. Я вас слушаю, а вы молчите.
— Ваша честь…
Судья обернулся, и Энди увидел, какое у Бейкера старое лицо. Морщинистое, как печеное яблоко. Глаза запали. Ему же лет восемьдесят, если не больше… Не может быть. В зале суда Бейкер выглядел молодо, морщин Энди не замечал, да и раньше, когда здесь, в кабинете, он объяснял судье принципы работы искусственного интеллекта, Бейкер казался ему моложе. Может лицо человека так измениться за одну ночь?
— Ваша честь… — Слова застревали у Энди в горле (или в голове?), и ему приходилось делать над собой усилие, чтобы отклеивать цеплявшиеся за что-то внутри слова и выдавливать наружу. Еще вчера у него не было такого ощущения, он даже бравировал своим положением — он, Энди Витгенштейн, помогал правосудию, к его словам прислушивались…