Энди знал ответ. Энди хотел триумфа. Пусть никто здесь о триумфе не подозревает. Достаточно, чтобы это состояние испытывал Энди. Эту эмоцию. Это невозможное для Айзека ощущение превосходства над природой.
— Для меня не существует времени, — объяснил Айзек. — Я могу время имитировать, чтобы меня понимали субъекты, обладающие сознанием.
— Люди, — уточнил Энди.
— Да. Но не только. Сознанием — в определенной степени — обладают также…
— Неважно, — оборвал Айзека Энди. — Сейчас речь о людях. Продолжай.
— Сейчас речь о людях, — повторил Айзек. — Чтобы разрешить противоречие, согласно которому Долгов мог и не мог убить Швайца, я обратился к барбуровским «кадрам», которые сознание относит к прошлому.
— Произошло это в ходе твоего доклада на суде, — уточнил Энди.
— Да. Достаточно было поменять местами несколько барбуровских «кадров». Это сугубо логическая операция, цель которой — устранение противоречия.
— В прошлом, — сказал Энди.
— Для субъектов, обладающих сознанием, это прошлое, да.
— И в результате, — сказал Энди. Он хотел сам представить миру разгадку. Он хотел, чтобы Айзек лишь подтвердил его слова. Он хотел, чтобы присутствующие поняли, что он, Эндрю Витгенштейн, разобрался во всем самостоятельно, потому что Айзек был его детищем — и Варди, конечно, но прежде — его, Энди.
— Ты переставил «кадры» так, что убийство Швайца оказалось на мировой линии Долгова, совместимой с его световым психологическим конусом.
— Да, — подтвердил Айзек.
— В прошлом, — еще раз уточнил Энди.
— Да.
— В бессознательной Вселенной Барбура.
— Да, — сказал Айзек. — При таких перестановках субъект не может оставаться в сознании, это исключается законами физики барбуровских миров.
— Потому, — торжествующе сказал Энди, глядя на комиссара и майора. Судью он не замечал, — потому Долгов и не помнит, как был на острове, как нажимал на курок, как оставил пятна крови…
— Он не мог это помнить, поскольку не обладал сознанием.
— Поэтому верно утверждение, что Швайца убил ты, как верно и утверждение, что ты в этом убийстве не виновен.
— Господи… — пробормотал майор.
— Черт побери! — воскликнул комиссар.
Судья пошевелился, протянул руку за стаканом воды, не нашел, да так и застыл с протянутой рукой.
— Для окончательного решения противоречия, — добивал Энди, — тебе было необходимо самому докладывать в суде выводы научно-технической экспертизы. Иначе нужное расположение барбуровских кадров не складывалось, верно?
— Да.
— И с точки зрения субъектов, обладающих сознанием, — людей — петля времени, которую ты создал, не замкнулась бы.
— Да.
— Логика требовала переставить еще несколько барбуровских «кадров», верно?
— Да.
— Ив результате доктор Варди, который должен был докладывать, попал в аварию…
Из-за воплей майора и комиссара никто не расслышал слова «да». Судья опустил наконец руку на стол, повернулся к Энди и, когда вопли затихли, произнес:
— Браво. Браво, Айзек. Теперь, можно считать, с правосудием покончено. Навсегда. Или нельзя говорить «навсегда», поскольку время и вечность — понятия сугубо человеческие?
— Время и вечность, — согласился Айзек, — это физические конструкции, созданные сознанием для координации наблюдаемых явлений.
— Причины и следствия, — сказал Энди, поймав растерянный взгляд судьи, — тоже конструкции сознания?
— Да.
— Противоречие! — воскликнул Энди торжествующе. — Причины и следствия существуют во времени. Сначала причина — потом результат. Если для тебя, сущности, не обладающей сознанием, нет времени, нет причин и следствий, то ты не можешь совершать никаких действий, поскольку всякое действие имеет причину, порождает следствие и, следовательно, происходит во времени. Для тебя время не существует, но для тебя время существует, и скажи мне, что я не прав!
— Эй, вы! — майор пришел в себя и собрался действовать решительно и эффективно. — Выключите эту штуку, вы можете ее выключить, и перестаньте морочить мне голову философией! Слышите? Я вас спрашиваю!
— Майор, — устало произнес начальник полиции, — помолчите, у меня и без вас голова идет кругом.