— Здравствуй! — так же тихо произнесла она, грациозно поднося к его губам свою белую холеную руку.
Андрюшка жадно схватил эту руку и, скрипнув зубами, стал покрывать ее бешеными поцелуями. Но вдруг вскочил с колен и быстро прошелся по мягкому ковру будуара. Это «ты», сказанное в первый раз, окончательно потрясло его.
И странные мысли завертелись в его голове.
Впервые в его душу закралась робость. Когда он рвался к намеченной цели ради денег и мщения, едва ли был второй человек, который мог бы так презрительно смотреть на опасности. Там игра надвое оживляла его энергию и казалась увеселением, теперь же, когда на мрачной карте его рядом с прежними целями стояла и она, он ужаснулся. А вдруг он проиграет эту ставку?! И ему страстно захотелось поскорей снять ее с карты, но как снять?
Он бросил быстрый взгляд на красавицу и, заметив, что она хоть с улыбкой, но пристально следит за ним, отвернулся и потупил глаза. Потом он опять поднял их, губы его уже зашевелились, как бы желая произнести что-то, но он опять резко отвернулся и снова зашагал из угла в угол.
Елена приписала все это волнениям страсти.
— Вы мне сказали «ты», Елена, — начал наконец Андрюшка дрожащим голосом. — И это «ты» чуть с ума не свело меня сейчас.
— Что ж тут необыкновенного, — с напускной холодностью отвечала Елена, — невеста жениху всегда говорит «ты», в особенности накануне свадьбы и…
Она замолчала.
— И что? — спросил Андрюшка, подняв лицо.
— И в особенности когда она его любит…
— Елена! — кинулся на колени Андрюшка. — Елена! — повторил он, хватая ее руки. — Я не верю, чтобы это была правда.
— Да, это правда, — серьезно сказала Терентьева, — я тебя люблю.
Андрюшка как бы в изнеможении переступил к ближайшему креслу и сел.
— И знаешь, когда я полюбила тебя?
— Когда?
— Тогда, когда убедилась, что ты будешь любить меня не за деньги, а за меня самое. Убедилась же я в этом с первой нашей встречи, когда, помнишь, взгляды наши встретились и твой опустился перед моим…
Вдруг Андрюшка опять вскочил со стула и опять схватил руку красавицы.
— Стало быть, ты не лжешь, а в том, что я люблю тебя безумно, как никогда никого не любил, — в этом не нужно клятвы. Но послушай, Елена, скажи-ка мне одно, любишь ли ты меня тоже — самого за себя или… или за мой титул? Ха-ха-ха! Титул…
И он, замолчав, выпустил руку и отвернулся к окну.
— Нет, не за титул, — твердо и правдиво отвечала Елена.
— Стало быть, если бы его не было, ты тоже бы любила меня?
— Как — не было?
— Да так, если бы я, например, был простой человек, ты не отвернулась бы от меня?
— Но как это может быть?!
— Нет, ты отвечай на вопрос мой прямо.
— Я бы обмана не простила тебе. Я бы убила тебя… Слышишь!..
— За что? За то ли, что я обманул тебя, или за то, что у меня нет титула?..
— Я уже тебе сказала, что за обман.
Андрюшка адски улыбнулся и вынул револьвер. В этой улыбке сверкал весь ад его погибшей души со всеми ее нечеловеческими муками.
Молча протянул он револьвер и твердо сказал:
— Исполни! Я не граф, я двойник его, о котором ты слыхала.
Побледнев как полотно, Елена молча взяла револьвер и с бешенством в глазах стала медленно поднимать его к побледневшему лбу юноши…
Андрюшка глядел на нее сверкающим взглядом, но не боязнь, не страх смерти горел в нем, а восторг перед тою, которая сейчас должна была отнять у него жизнь.
Если она убьет его, значит, она любит его безгранично. После выстрела в него раздастся другой выстрел, и все будет кончено.
Он не обращал внимания даже на движение дула револьвера. Он жил теперь полной жизнью, хотя и последние мгновения.
Но вот она отшвырнула револьвер на кушетку, кинулась к нему, обхватила шею руками и прошептала:
— Навеки!.. Навеки твоя! Кто бы ты ни был!.. Все равно, все равно!.. Нет исхода…
— Как нет исхода! — крикнул Андрюшка, отталкивая ее. — Исходов масса, когда есть возможность борьбы. Садись, я все расскажу тебе.
И он рассказал ей все.
Когда пробило половину третьего ночи, беспокойство в семье Петровых обратилось во всеобщий ужас. Теперь не было никакого сомнения, что с Машенькой случилось что-нибудь недоброе.
Была послана телеграмма к сестре жены Петрова и получен ответ, что она даже не была там.
Чиновник Петров и его жена рвали на себе волосы и, совершенно обезумев от отчаяния, бегали по квартире, не зная, что предпринять.
Часов в восемь утра чиновник Петров бросился к одному из главных агентов сыскной полиции и, всхлипывая как ребенок, рассказал ему о случившемся.