Сергей Муравьев. Я уверен, что он больше не ошибется.
Марина. Как вы угадали, что это я? Вы меня никогда не видели. Ах, да, вам Мишель говорил. Всем известно, что обрученные не щадят чужого слуха. А я тоже узнала вас, как только вы обернулись. Мишель…
Сергей Муравьев. Не пощадил и вашего слуха?
Марина. Нет, нет, это совсем другое. Мне говорил не только он, — я с вами давно знакома. Я читала о вас у Плутарха.
Сергей Муравьев. Где же именно?
Марина. В жизнеописании Брута.
Сергей Муравьев (быстро). Брута? Но без Цезаря он не Брут.
М-м Лорэ (выходит с Софьей). Марина, вы не имеете ко мне сострадания.
Марина. Я иду, я не подумала. Вы не будете дурно думать обо мне, Сергей Иванович?
Сергей Муравьев. Я буду думать, что Мишель взял лучшее из всех сокровищ Берреса.
(Входит Бестужев.)
Бестужев. Марина! Моя милая богиня! Каких святых я должен благодарить за это?
Марина. Оставьте в покое святцы, Мишель. Я раскаиваюсь…
Бестужев. В чем? В том, что я могу держать и поцеловать вашу чудную ручку? М-м Лорэ, как я счастлив…
М-м Лорэ. Видеть меня? И я поверю? Вы меня проклинаете. Марина, мы едем.
Бестужев. Сережа, ты помнишь, сколько раз я говорил тебе об этом необычайном сходстве…
М-м Лорэ. Вы совершенно напрасно пытаетесь отвлечь мое внимание. Коляска стоит у калитки.
Бестужев. К тому же, я говорил тебе, что м-м Лорэ поклонница г-жи Ленорман, к которой ты ходил в Париже и получил удивительные предсказания, правда, не исполнившиеся, но, тем не менее, необычайные.
М-м Лорэ. Мишель, вы неисправимый атеист и, без сомнения, будете наказаны в том мире. Все таинственные силы скрыты от неверующих. Мне она заочно предсказала, что меня убьют разбойники, и я не поверила, — я тогда не предполагала, что попаду в Россию.
Софья (Бестужеву). Вы не должны говорить о том, чего не знаете. Я бывала у Татариновой, и мне открылся новый мир; мне казалось, что я уношусь в небо.
Сергей Муравьев. Вы бывали у Татариновой? Но ведь это хлыстовщина.
Бестужев. Марина, неужели и вас захватила эта мистическая пляска.
Марина. Я предпочитаю бальную.
М-м Лорэ. Вы видели г-жу Ленорман? О, расскажите!
Марина. Смотри, Софи, здесь уже поспели вишни, а у нас они совсем зеленые.
Софья. Марина!
Сергей Муравьев (наклоняя ветку). Пожалуйста.
М-м Лорэ. Что же вам она предсказала?
Сергей Муравьев. Что если я не доживу до старости, то умру в молодости.
Марина. Что если вишни сладкие, то они не кислые, что если меня зовут Мариной, то, следовательно, не Сусанной. И все это совершенная правда.
Бестужев. Что если вы живете, то мир полон. Не так ли, моя дорогая, она сказала это? Если вас не будет, то я умру.
Марина. Правду говоря, последнего я не слыхала.
Бестужев. Я должен наказать вас. (Целует руку Марины.)
М-м Лоре. О, вы раскаетесь в своем неверии, когда придет минута горести. Молодость, счастье, так все преходяще на земле… Мы не более как листья, уносимые осенним ветром. Наша жизнь в руке вечного.
Софья. Мы идем, madame.
Марина. Сергей Иванович, мы ждем вас. Весь мотовиловский птичник ждет вас.
(М-м Лорэ и Софья выходят. Марина приостанавливается у калитки.)
Марина. (Бестужеву). Выпроводите нас. Бедный, как, верно, вам наскучили все тайны. Ненавижу все таинственное. Вы должны дать мне слово, что привезете к нам Сергея Ивановича. Слышите? Непременно. (Бестужев и Марина уходят.)
(Входят Спасенихин, Пашков, Гульбин и Щур.)
Спасенихин. Списали, ваше высокоблагородие. Все тут.
Сергей Муравьев. Хорошо. (Просматривает бумагу.)
(Входят Гебель и Шервуд.)
Сергей Муравьев (отдает бумагу Пашкову). Ступайте. (Гульбин, Пашков, Спасенихин и Щур идут к калитке.)
Гебель. Все учите их, Сергей Иванович? Напрасно, напрасно.
Сергей Муравьев. Вы думаете?
Гебель. Государству вред, когда люди, обязанные повиноваться, входят в разные рассуждения. Спасенихин! Щур! (Спасенихин и Щур вытягиваются во фронт. Гульбин и Пашков уходят.) При всем моем к вам уважении, не могу не заметить, что занятия экономией и прочими философиями ведут к гордыне. Солдатам не нужны Вольтеровы бредни, ибо только уподобясь машине, можно быть достойным членом государства. Не только тело, но и разум должен подчиняться дисциплине и строю. (Кн. Трубецкой выходит на террасу.) Не правда ли, князь? Ежели командиру кажется, что он видит на небе тарелку, а не солнце, то и все должны видеть тарелку. Я ведь тоже прожекты сочинял. Когда все будут дышать одной ноздрей, только тогда придет конец революциям.