Кузьмин. Смерть старой России!
Сухинов и Бестужев. Да здравствует республика!
Кн. Волконский. И ранее тысячелетия, князь.
Кн. Трубецкой. Энтузиазма мало для победы.
Кузьмин. У нас будут пушки в подкрепление к нему Мои солдаты ждут только приказа. Я вчера объявил им, что скоро поход. Жаль только, что я сказал об этом поручику Буслаеву.
Сухинов. Ты с ума сошел! Разве станет молчать этот дурак. Ведь он все передает своему дяде, корпусному командиру.
Кузьмин. Ты думаешь? Тогда завтра же вы найдете его мертвым.
Бестужев. Что вы хотите делать?
Сергей Муравьев. Подождите, может быть, можно обойтись и без убийства.
Кузьмин. Завтра же он умрет.
Кн. Трубецкой. Это невероятная жестокость. Он не виноват в том, что вы не умеете хранить тайн.
Кузьмин. Да, да, я виноват. Я убью его, а потом себя.
Кн. Волконский. Нельзя так бросаться жизнью.
Пестель. Можно, если нет выхода.
Сергей Муравьев. Нет, я знаю Буслаева. Его можно уверить, что это была шутка. Я или Миша возьмем на себя это. Не отчаивайтесь, Анастасий Дмитриевич. Будьте сдержаннее в следующий раз. Человеческая жизнь слишком дорога, чтоб рисковать напрасно.
Пестель. Она ничего не стоит. Придет минута, когда вы не только поймете это, но докажете своей рукой.
Кн. Трубецкой. Мы не найдем общего языка, господа.
Сергей Муравьев. Как вы боитесь ответственности, князь, даже за себя; а если придется взять ее за других?
Кн. Трубецкой. Да помилуйте, Сергей Иванович. Истребление всей царской фамилии, значит и детей и женщин. Хладнокровное убийство ни в чем неповинного человека. Мы не пойдем на это.
Кузьмин. Ну, и не надо, обойдемся и без вас.
Сухинов. Страшновато, ваше сиятельство, что и говорить. Не лучше ли подождать., пока царь сам даст республику, а помещики подарят крестьянам землю. Добродетель — дело великое, да и всем было бы спокойнее.
Кн. Трубецкой. Я нахожу излишней вашу иронию, сударь. Вы видели только сейчас, к чему приводит революционное рвение, и если на нас донесут…
Сухинов. Я также вижу, к чему ведет ваша добродетель. Вы хотите ехать на плечах мужика, а потом сказать: ведь ты добился вольности, голубчик, так и подыхай на свободе. Кукиш тебе вместо земли.
Кн. Трубецкой. Вы грубы.
Сухинов. В пансионах не обучался, ваше сиятельство. Потому, верно, и вижу, что за мыслями высокими весьма невысокие прячутся.
Кн. Трубецкой. Господа, при таких условиях я отказываюсь от переговоров.
Пестель. Я этого не думаю, князь. Мы говорили не с Трубецким, а с представителем Северного Общества. Но грубость не есть признак демократии, Сухинов, и потому умерьте ваш революционный гнев. Революция только выиграет от этого.
(Входит Степан.)
Степан. Ваше высокоблагородие, словно кто-то у плотины шмыгнул. Камешки в воде забулькали. Обошел — никого нету. Как прикажете?
Пестель. Агент генерала Рота.
Сергей Муравьев. Вы думаете — Бошняк?
Бестужев. Пойдемте, посмотрим.
(Бестужев, Сухинов, Кузьмин и Степан уходят.)
Матвей Муравьев. Скверно.
Кн. Трубецкой. Не бросить ли бумаги в реку?
Пестель. Мельница еще не горит.
Кн. Трубецкой. Эти прапорщики только губят все дело. Зачем вы принимаете их в общество?
Кн. Волконский. Армия состоит не из одних генералов, князь.
Бестужев (в окно). Никого нет, господа. Это, верно, кошка пробежала по плотине. В такую ночь зеленую, прозрачную немудрено свалиться в мечтах в реку. Но надо зарыть бумаги. Степан принес их и лопаты. Вы идите, господа, а мы с Кузьминым и Сухиновым скроем ваши мысли, Пестель, пока не придет время показать их миру. Ваша «Русская Правда» вся здесь. Отлично.
Кн. Трубецкой. Да, пора. Может быть, Юшневский…