Степан. За свою обиду, ваше благородие, не трожьте. Двадцать лет терпел. Баста нонече.
Мушкетер. Волю обещали. Подавай волю!
Степан. Иди, дьявол! (Уходит с мушкетером.)
Бестужев (вслед им). Ты полегче, Степан. Вот не ожидал от него, точно проснулся человек. Все отлично понимает — и сколько в нем ненависти. Умрет, а назад не пойдет. Прежде все молчал, только на Сережу ворчал за нерадение к хозяйству. Нет лучше русского народа, Грохольский!
Грохольский. Когда он пьян?
Бестужев. Это наша вина, мы ничего не оставили ему, кроме пьянства. Ну, да скоро этому конец.
Грохольский. Что-то вот только никто к нам не присоединяется. Как был один Черниговский полк, так и остался.
Бестужев. А вы умереть боитесь?
Грохольский. Нет, я тоже пьян, Михаил Павлович, только вольностью. Жил свиньей, может, умру человеком.
Бестужев. Страха нет, когда терять нечего… Надо посмотреть, хорошо ли шинок охраняют, иначе откуда он мог достать?
(Бестужев уходит. Вбегают Сенька и Ванька.)
Сенька. Солдаты идут. Раз, два. Раз, два. Здорово!
Ванька. Сабля-то, сабля-то, Сень.
(Входит Черниговский полк. Впереди Сергей и Матвей Муравьевы, Сухинов и Кузьмин. Толпа крестьян.)
Сухинов. Смирно!
Сергей Муравьев (тихо Сухинову). Как вы находите их настроение?
Сухинов (тихо). На них произвел очень невыгодное впечатление отказ роты Козлова следовать за нами. Поговорите с ними.
(Входит Бестужев.)
Сергей Муравьев. Да, непременно. (Громко.) Ну, вот и привал, ребята. Мы выступим только утром. Но прежде чем вы разойдетесь, я хочу ответить вам на те слухи, что тревожат вас. Вы говорите об опасности, не видя ее, вы передаете друг другу нелепые слухи, и я хочу сказать вам правду. Генерал Гейсмар преследует нас с артиллерией, против нас двинуты две дивизии, но дивизии таких же солдат-крестьян, как и вы. Я знаю, что вы четыре дня идете без отдыха, но я также знаю, что вы жалуетесь на усталость. Но когда царь гнал вас усмирять бунтовавших крестьян, разве вы говорили об усталости? Почему вы молчали, когда жгли свои деревни по указу генерала? Кто ослепил вам глаза, когда вы стреляли в своих братьев и детей, когда посылали пули против кос и вил, когда вы сами себя рядами косили картечью? Ведь это были вы сами, это были те же мужики, те же избы, из которых пришли вы. Почему вы молчали тогда, почему не боялись смерти и почему не повернули свои штыки против тех, кто вел вас на убийство? Для кого вы убивали и жгли? Для царя, который раздавал вас фаворитам, чтоб вы работали и охраняли дворцы разврата, а они зарывали вас в землю и резали ремни из ваших спин. Пришла минута, когда вас зовут направить штык на вашего тирана, но если вы боитесь — ступайте к Гейсмару, сила у него, и придите с ним убить нас, потому что мы узнали свободу и готовы умереть свободными. Я говорю мы, потому что уверен — вы пойдете за мной, мои бывшие семеновцы, и я повторяю вам правду: я не обещаю вам победы, а только надежду на нее. И мы будем биться до конца за эту надежду.
Семеновцы. Пусть все остаются, мы идем. Ура, вольность! Ура, Муравьев!
Бестужев. Да погибнет дворянство вместе с царским саном!
Сухинов и Кузьмин. Да погибнет неравенство. Свобода или смерть!
Бестужев. Ребята, Россия и весь мир ждут освобождения. Умрем за весь мир!
Черниговцы. Мы все идем. Все! Ура! Ура!
Сенька и Ванька. Ура!
Сухинов. А теперь расходитесь, ребята. Душу согрели, плоть надо отогреть.
Щур. В самую точку попали, пан поручик.
Сергей Муравьев. А утром в поход, ребята. Пусть ружья не дают осечки.
Солдаты. Не дадут.
Крестьяне (Сергею Муравьеву). Будь здоров. Дай тебе бог успеха.
(Солдаты расходятся. Крестьяне уходят, Сенька и Ванька идут за ними.)
Сергей Муравьев (Сухинову). Расставьте караулы, я обойду их. (Сухинов уходит.) (Бестужеву.) А ты пошли разведку. Гейсмар должен быть близко. Я думаю итти к Брусилову на соединение с преданными нам артиллеристами. С тех пор как мы выступили из Василькова, я не получал никаких известий от Артамона Муравьева. Он или арестован, или полк его отрезан от нас отрядом князя Щербатова. Ну, скоро все решится. Пока еще солдаты одушевлены, надо принять сражение. Дух их падает с каждым днем, и неудивительно: одиночество и неизвестность плохие спутники. Я сегодня напал на них несправедливо, но иначе нельзя.