Мулла только промычал что-то в ответ и сложил руки на своем толстом животе.
— И хуже всего то, — продолжал Мустафа, — что если он не будет казнен, то уже, конечно, не забудет того удовольствия, которое мы ему устроили. Пожалуй, нам и не сдобровать тогда! Нет, так этого оставить нельзя, надо что-нибудь придумать, чтобы отправить его к шайтану!
— Надо, — односложно промычал мулла.
— Конечно, надо, — сказал Мустафа, — но вопрос в том, что сделать? Ведь, хан, ты знаешь, слова своего не изменит и, если проклятый Ахметка вытащит «жизнь», он его помилует.
— Нужно на обеих бумажках написать «смерть» и обе опустить в урну; билетика «жизнь» совсем не надо, — невозмутимо произнес мулла.
— Я и сам об этом думал, и это совсем нетрудно сделать, — сказал Мустафа. — Записки ведь кладу я, и хан ни разу не смотрел, что там написано; ему и в голову не придет проверять билетики! Так, значит, и устроим. Ну, брат, Ахметка, теперь тебе и шайтан не поможет! Можешь распроститься со своей прекрасной головой! Ха, ха. ха! — и все его жирное тело так и заколыхалось от смеха.
В это время вошел слуга и поставил перед собеседниками золоченое блюдо с душистой дыней. Перед тем как войти, услышав, что речь об Ахмете, он притаился за широким ковром, заменявшим дверь, и подслушал весь разговор двух приятелей.
Тотчас же побежал он к своему другу Гассану, брату невесты Ахмета — Фатьмы, и рассказал ему о готовящемся предательстве.
Гассан давно уже делал попытки спасти Ахмета, но они ни к чему не привели, и ему удалось лишь узнать, в какой темнице заключен Ахмет. Это было четвертое окно тюрьмы, считая от угла стены. Поразмыслив немного, он решил, что самое лучшее как-нибудь предупредить Ахмета о готовящемся обмане, а Ахмет, зная эту тайну, уже наверно что-нибудь придумает для своего спасения; если же самому действовать, то, пожалуй, вместо пользы, выйдет один вред, да и самому можно попасться. Но как известить Ахмета? Окно темницы, где он сидит, высоко, небольшого размера, с решеткой; однако, можно попытаться написать сообщение на бумажке, обернуть ею камень и бросить его в окно.
И не откладывая исполнения своего решения, Гассан тотчас же написал на клочке бумажки про готовящееся предательство, обернул этой бумажкой небольшой камень и побежал к тюрьме. Перед тюремной стеной, сверкавшей ослепительно белым светом от лучей полуденного солнца, ходил часовой, задерживаясь в том месте, где здание загибалось и где росло несколько чахлых деревьев, дававших небольшую тень. Гассан выждал, когда часовой подошел к этим деревьям, подбежал к стене, прищурил глаз, изловчился и швырнул камень прямо в четвертое с края окно, затем повернулся и с равнодушным видом, не торопясь, пошел по улице.
— Нельзя здесь ходить! Убирайся прочь! — закричал увидевший его часовой. Гассан объяснил, что не знал об этом и быстро удалился.
Ахмет лежал на соломе в своей камере и машинально глядел на полосу яркого света, проникавшую через маленькое окно, в которой дрожали золотистые пылинки.
Он думал о том, что хорошо бы вытащить завтра «жизнь», выйти из этой душной темницы, жениться на Фатьме и открыть торговлю, для чего у него уже было скоплено немного денег. Он представлял уже себя сидящим в лавке и предлагающим товары покупателям, как вдруг прямо на грудь к нему упал точно с неба свалившийся камешек. Ахмет приподнялся со своего ложа и стал рассматривать камешек и заметил, что он был обернут в бумагу.
Через минуту он уже знал содержание написанного и от радости стал приплясывать на грязном каменном полу тюрьмы.
Дело повертывалось хорошо — завтра он заявит хану об обмане, билетики проверят, мошенничество будет обнаружено, и… тут он задумался. А дальше что? Да ровно ничего! В лучшем случае пострадает Мустафа, да вернее всего он сумеет вывернуться, но, как бы ни было, ему-то, Ахмету, от всего этого ничуть не будет легче. Хан велит положить два новых, на этот раз правильно написанных, билетика, и заставит его снова испытывать судьбу; короче говоря, положение ничуть не изменится, и все попрежнему решит судьба!
И Ахметом овладело уныние. Теперь уже ему казалось, что он наверно вытянет «смерть»; он представлял себе, как его поведут на казнь, как он положит голову на плаху, сверкнет острый топор и…
Прощай Фатьма, прощай мечты о счастье, прощай молодость, солнце, зеленые рощи и поля, горы и ручьи, прощай все, что мило и дорого сердцу, что любишь и чем живешь! Все исчезнет вмиг! А дальше что?..