— Смотрите, — присел Кольцов на корточки, — драпировка напрочь сорвана и гвозди вон и вон торчат.
— Откройте, — приказал тот, кого назвали полковником.
— Эксперт, снимайте.
Заполыхали вспышки фотокамеры, вокруг гроба поднялась странная суета.
— Е-мое, да она же на животе лежит, — послышалось, когда гебешники приподняли крышку гроба.
— Осмотрите ее хорошенько, — злой голос полковника звучал отрывисто, как собачий лай, — кажется, мы опоздали.
— То-то я смотрю, земля легко поддавалась, — обратился неизвестно к кому один из тех, что разбрасывали могилу.
— Пусто, Виталий Арнольдович, в основании позвоночника ничего нет. Здесь вообще ничего нет, только черви, — доложил, видимо, судмедэксперт.
— Возьмите пробы земли, определим когда это произошло, — приказал полковник, — закройте гроб и приведите все в порядок. Чтобы ни одна собака… — он не договорил и повернулся к Володе и Игорю, жавшимся чуть в стороне, — а вам, ребята, придется проехать с нами.
Часом позже я в одиночестве душил в мастерской бутылку водки и ждал возвращения Володи. На кладбище было тихо и покойно. Сержанты, проводив гостей, с перепугу пить отказались и резались в комнате милиции в шахматы. Дядя Дима продолжал храпеть в своей будке. О странном визите гебешников ничто не напоминало, как будто их здесь и не было.
Володя появился в шестом часу утра, но рассказывать ничего не стал. Я не интересовался, хотя ночная история здорово меня заинтриговала. Такой у моего шефа характер: захочет, сам скажет, а нет, так лучше и не спрашивать. Завершив за пару часов свои дела, мы разъехались по домам отсыпаться.
Два дня я на Ваганькове не появлялся. Подвернулась выгодная работа на стороне, в Дмитрове, пришлось махнуть туда. Вернувшись в Москву ранним утром третьего дня, я прямо с Савеловского вокзала позвонил Володе домой.
— Ты где? — встревоженно воскликнул он, узнав мой голос. — Давай быстро ко мне, поговорить надо.
Поймав такси, я покатил в Марьино, где Володя купил недавно трехкомнатный кооператив на Новочеркасском бульваре. Внешний вид шефа неприятно поразил меня какой-то взъерошенной угнетенностью. Мы прошли на кухню, где красовалась уже на столе окруженная полудюжиной пива бутылка «Столичной». Уселись, треснули по стопарику, хлебнули пивка и Володя заговорил.
— Знаешь, старик, я кажется влез в такое дерьмо… Эти суки, — неопределенно махнул он стаканом в сторону окна, — твари вонючие, жрали бы самих себя, так нет, меня втравили…
Оказывается, за эти два дня Володина спокойная жизнь буквально перевернулась. Все началось тогда, когда они с Игорем поставили свои подписи под актом об эксгумации трупа гражданки Федоровой, дали подписки о неразглашении и распрощались с гебешниками. Этим исполнение ими гражданского долга вроде бы исчерпывалось, но вечером того же дня прямо сюда, в Марьино, нагрянули два сотрудника КГБ. Неурочная беседа вылилась в самую натуральную вербовку, причем требовалось от Володи не заурядное стукачество, а выполнение вполне конкретного задания органов. Как ему пояснили, после убийства из тела Зои Федоровой извлекли четыре «макаровские» пули. Кто-то напортачил и игнорировал наличие на трупе пяти стреляных ран. Также пять гильз было найдено в квартире убитой, что нашло отражение в протоколе осмотра места преступления. До поры до времени никого это несоответствие не волновало, как вдруг выяснилось, что все четыре пули из сейфа ведущего дело следователя городской прокуратуры куда-то испарились. И это в тот момент, когда КГБ надыбало ствол, из которого, возможно, актрису и грохнули. Вместе с пулями исчезли акты предыдущих экспертиз и все пять гильз, поэтому привязать ствол к трупу стало затруднительно. Но кто-то дотошно перелопатил дело и указал на забытую в теле пятую пулю. Гебешники с прокуратурой метнулись на Ваганьково проводить эксгумацию и убедились, что их опередили и здесь. Пробы почвы показали, что могилу зарывали не более трех месяцев назад. Когда загуляли в сейфе следователя, точно установить не удалось, поскольку на вещдоки по федоровскому глухарю он с полгода не обращал внимания. Гебешники сделали правильный вывод. Тот, кто похитил вещественные доказательства из прокуратуры, так или иначе связан с кладбищем, поскольку без знания обстановки провернуть на Ваганькове подобное дельце невозможно. Поэтому чекистам срочно понадобилась Володина помощь; огласки они не хотели, а для внедрения на Ваганьково своих сотрудников требовалось время.
— Ты понимаешь, куда они, козлы, меня толкают, — задыхался от гнева Володя, — если уж сейф в прокуратуре вывернули, то без верхов никак не обошлось. Вся Москва знает, как Щелоков с Андроповым грызутся, тут даже не МУР, огаревские ребята шерудили. Гебешникам эта пуля до лампочки, их другое теперь волнует. К кому ниточка с кладбища потянется. Глаза и уши, — передразнил он кого-то, — да мне враз моргалы выколют и уши отрежут, только нос высуну.