— У тебя было много женщин? — неожиданно спросила Юстина. Он заметил, что руки ее дрожали, и она избегает смотреть ему в глаза.
— Так ты ответишь?
Николас улыбнулся.
— Я не из супермужчин, хотя несколько женщин у меня было.
Все это время она смотрела в его глаза, ища хоть каплю неискренности, но ничего не обнаружила.
— Ты это хотела знать, Юстина? — спросил он мягко. — Ты боишься, что я что-нибудь скрываю от тебя?
— Нет. — Она покачала головой. — Я боюсь, что ты исчезнешь. — Юстина продолжала теребить пальцами уголок простыни. — Я не знаю, что бы мне хотелось услышать от тебя, — сказала она немного позже.
Николас хотел улыбнуться и сказать, что все это неважно, но понял, что это не так; он знал, о чем она говорила. Он подошел к ней.
— Я с тобой, Юстина, — сказал он, — я здесь. Мы вместе.
— Я знаю. — Она сказала это, как маленькая девочка, которая сама не верит в то, что говорит, но хочет быть уверенной.
Юстина словно очнулась от забытья, ее переполняли чувства. Она прошла через комнату к окну. На улице смеркалось, небольшие волны продолжали свой бесконечный бег к берегу, прибрежный песок стал темным, как уголь.
— Знаешь, этот вид мне чем-то напоминает Сан-Франциско.
— Когда ты там была? — спросил Николас, присев на спинку дивана.
— Кажется, года два назад. Я провела там почти восемнадцать месяцев.
— Почему ты уехала?
— Я поссорилась кое с кем и вернулась сюда. Возвращение блудной дочери в лоно семьи. — Непонятно, почему, ей вдруг стало смешно, но смех быстро замер на ее губах.
— Я тоже был там пару раз, — сказал Николас. — Мне понравился Сан-Франциско. Особенно его размеры и прекрасный вид с аллеи Милл. — Он разглядывал фосфоресцирующую полоску, украшающую спинку дивана, к нему снова вернулось философское настроение. — И часто ходил на побережье, где смотрел на Тихий океан и думал: «Вот эти волны катятся и катятся через весь мир из Японии».
— Почему ты уехал? — спросила Юстина. — Что заставило тебя приехать сюда?
Он глубоко вздохнул.
— Это трудно передать словами. Множество причин, они накапливались постепенно. Знаешь, мой отец хотел уехать в Америку, хотя он любил Японию, по крайней мере, воевал за нее. И вот я здесь, и если во мне есть хоть частица его, то я доволен.
— Ты действительно так думаешь?
Николас улыбнулся.
— И да, и нет. Я не могу сказать со всей откровенностью. Восток и Запад столкнулись в моей душе, между ними словно бы идет борьба. Но что касается отца и матери, то о них я всегда помню. Они во мне. И еще я приехал сюда, чтобы доказать самому себе, что могу ужиться на Западе так же, как на Востоке. Я занялся рекламой и мне повезло, — нашлись люди, которые не побоялись моей неопытности. — Он рассмеялся. — Словом, все довольно обычно.
Юстина повернулась и приблизилась к нему. Ее длинные волосы рассыпались по плечам.
— Ты хочешь меня? — прошептала она. — Ты хочешь меня любить?
— Да, — ответил он, глядя ей в глаза, зеленоватый оттенок которых стал темнее. Николас чувствовал какой-то неуловимый страх, по спине побежали приятные мурашки. — А ты хочешь меня любить?
Юстина ничего не ответила, но он почувствовал прикосновение ее руки, глаза ее притягивали, как магнит. Он ощущал тепло ее пальцев, простое касание словно бы было ново для него, будто раньше с ним такого не случалось.
Николас медленно обнял Юстину, она возбужденно вскрикнула прежде, чем его губы коснулись ее губ. Она ответила на поцелуй, ее тело прижалось к нему, Николас ощущал упругость ее груди, живота и бедер. Его губы прикасались к ее теплой шее, руки поползли под рубашку. Юстина целовала его ухо, возбужденно и голодно шепча:
— Не здесь. Не здесь.
Ее рубашка упала на пол, руки Николаса ласкали спину. Она вся трепетала и стонала, когда он языком ласкал ее тело, приближаясь к груди. Ее длинные пальцы расстегнули его джинсы, ногти впились в тело, когда губы Николаса коснулись сосков.
— Пожалуйста… — прошептала она. — Пожалуйста… — Джинсы спустились вниз, руки Юстины ласкали его член.