— Куда она направилась?
— В Конкарно.
— Отъезд планировался заранее?
— Ее немощная мать живет с дочерью и зятем в Конкарно. В субботу утром мы получили телеграмму от ее сестры Луизы, что мать тяжело больна, и Фернанда уехала с первым же поездом.
— Не позвонив?
— У них нет телефона.
— Мать была плоха?
— Она оказалась в полном здравии. Луиза телеграмму не посылала.
— Тогда кто же?
— Мы не знаем.
— А раньше вас не разыгрывали?
— Никогда!
— Когда вернулась ваша жена?
— Во вторник. Пару дней отдохнула среди своих…
— А чем вы занимались в это время?
— Я работал.
— Сосед показывает, что все воскресенье из вашей трубы валил густой дым.
— Возможно. Было холодно. Это была правда. В воскресенье и понедельник резко похолодало, и в пригороде отмечались сильные заморозки.
— Во что вы были одеты в субботу вечером?
— В то же, что и каждый день.
— После закрытия никто к вам не приходил?
— Никто, только один заказчик забрал свою книгу. Дать вам его имя и адрес?
Это был человек известный, член «Ста библиотек».
— Ваша консьержка мадам Салазар слышала, как в тот вечер около девяти часов хлопнула ваша дверь. Несколько человек оживленно беседовали.
— Возможно, эти люди разговаривали на тротуаре, но не у меня. Весьма вероятно, что, если они были возбуждены, как считает мадам Салазар, они могли стучать в витрину.
— Сколько у вас костюмов?
— Поскольку у меня только одно тело и одна голова, у меня один костюм и одна шляпа, а также старые брюки и свитер, в которых я работаю. Ему показали темно-синий костюм, обнаруженный в шкафу в спальне.
— Этот?
— Это не мой.
— Как же он оказался у вас?
— Я никогда его не видел. Кто-то подложил его в мое отсутствие. Вот уже шесть часов как я здесь.
— Пожалуйста, наденьте пиджак.
Он оказался впору.
— Вы видите эти пятна, напоминающие ржавчину? Это кровь, как показала экспертиза, человеческая кровь. Ее безуспешно пытались смыть.
— Эта одежда мне не знакома. — Мадам Роже, торгующая зонтами, показывает, что часто видела вас в синем, особенно по средам, когда вы ходили в кино.
— У меня был синий костюм, но вот уже два месяца, как я его выбросил.
После этого первого допроса Мегрэ был хмур. У него состоялся долгий разговор с судьей Доссеном, после чего они вместе отправились к прокурору.
Только тот мог дать санкцию на арест.
— Эксперты единодушны? В остальном, Мегрэ, дело за вами. Вперед! Этого малого оставлять на свободе нельзя.
На следующий день месье Лиотард вышел из тени и с тех пор преследовал Мегрэ как сварливый ворчун.
Среди газетных подзаголовков был один, свидетельствовавший о небольшом успехе.
ЧЕМОДАН-ФАНТОМ.
Молодой Лапуант утверждал, что, когда он посетил переплетчика под видом работника санитарной службы, в мастерской под столом он видел красновато-коричневый чемодан.
— Это был обычный, потертый чемодан. Я задел его невзначай и опрокинул. Извинившись за свою оплошность, я бросился его поднимать и почувствовал, что он неестественно тяжел.
Однако в пять часов пополудни, когда Люка явился с обыском, его уже не было. Точнее, чемодан был, такой же коричневый, такой же потертый, но, как утверждал Лапуант, совсем не тот.
— Это чемодан, с которым я ездила в Конкарно, — сказала Фернанда. — У нас никогда не было другого. Да мы и не путешествуем, если так можно выразиться.
Лапуант упорствовал, клялся, что это другой чемодан, что тот был светлее и ручка у него была подвязана веревкой.
— Если бы мне нужно было отремонтировать чемодан, — возражал Стювель, — я бы не стал это делать с помощью веревки. Не забывайте, что я переплетчик, и моя профессия — работать с кожей.
Тем временем Лиотард настойчиво собирал отзывы библиофилов, из которых следовало, что Стювель один из лучших, может быть, даже самый лучший переплетчик в Париже, и именно ему коллекционеры доверяли тонкие работы, особенно по восстановлению старинных переплетов.
Все сходились во мнении, что он был человеком спокойным, проведшим практически почти всю свою жизнь в мастерской, и что полиция напрасно ворошит его прошлое.
То же самое и с Фернандой. Он знал ее, когда она еще «утюжила» тротуары, и вытащил ее оттуда. Но с тех, теперь уже давних пор Фернанду не в чем упрекнуть.
Уже четыре дня Торранс находился в Конкарно. На почте он нашел оригинал телеграммы, написанной от руки печатными буквами. Служащая вроде бы вспомнила, что отправляла ее женщина, и Торранс был теперь весь в трудах. Устанавливая лиц, недавно вернувшихся из Парижа, он опрашивал по двести человек в день.