Начали открываться окна. И вдруг Игорь краем глаза, как-то случайно, заметил, что далеко в проеме выходящего на другую улицу двора остановилась желтая милицейская машина. Липкий страх охватил все тело. «Позвонили, сволочи», — мелькнула мысль.
— Милиция! — закричал он, и все трое бросились назад по переулку.
— Сюда, скорее, — услышал Игорь из стоявшего рядом автомобиля.
Седой пожилой мужчина открыл им дверцы машины и рванул ее с места.
Выехали на Конюшковскую, проскочили ее и слились с потоком машин на Садовом кольце.
Ехали минут двадцать. Уже совсем стемнело. Свернули в небольшой переулок, проехали его и подрулили к платной стоянке.
— Сейчас пойдем ко мне, согреетесь, расслабитесь, — сказал мужчина.
Григорий Петрович — так звали их неожиданного спасителя — жил на третьем этаже. Квартира была двухкомнатная, обставленная дорогой, со вкусом подобранной мебелью.
Григорий Петрович достал рюмки, нарезал колбасу, сыр, лимон, и вытащив из светящегося бара бутылку коньяка, поставил ее на стол.
— За знакомство, — сказал он. Выпили, налили по второй. Раскраснелись, начали отходить от испуга. Валентин, как ни в чем ни бывало, с аппетитом закусывал, Генка радостно улыбался, Игорь молча жевал кусочек лимона.
— Григорий Петрович, спасибо Вам, Вы нас спасли, — умиленно сказал Генка.
— Да, срок вы бы схватили, — сказал Григорий Петрович, — а в лагере — это не на свободе. По себе знаю.
— Вы сидели? — спросил молчавший все время Игорь.
— Пришлось там побывать. Правда, не за уголовщину, а по 58-й.
— Вы политический? — Игорь удивленно посмотрел на Григория Петровича.
— Да как вам сказать. В 1944 заслали в тыл врага, потом провал, концлагерь. Бежал, снова воевал. После войны вызвали в НКВД, спросили: «Был в плену?» — «Был». Домой я уже не вернулся. Опять лагерь, только советский, было с чем сравнивать. Дали пятнадцать лет, В 1954 амнистировали. Вот так, молодежь.
— Вот сволочи, всю жизнь испортили, — процедил Валентин, — как же так?
— Да что я, таких много было. Кстати, я ведь шел с того двора и видел, как у вас развивались события. Жалко стало вас, ребята, да и люблю я смелых, отчаянных, и очень хорошо помню лагерь. Я и сам мальчишкой в неладах с милицией жил. — Он подмигнул и достал из бара бутылку водки «Золотое кольцо».
Все восхищенно смотрели на него. «Вроде бы во дворе никого не было, — подумал Игорь, — женщина прошла, а вот его не было».
— Я предлагаю, — встал Генка, — выпить за нашего спасителя. За отчаянных и смелых людей с большой буквы. За вас, Григорий Петрович. Пьем стоя.
— Я надеюсь, мы с вами расстаемся друзьями, — сказал Григорий Петрович, — если хотите, встретимся еще. Люблю молодых. Телефоны-то на квартирах есть? У меня, к сожалению, нет, хотя и участник войны.
Все написали номера домашних телефонов. Григорий Петрович проводил на улицу, остановил такси, дал водителю деньги и отправил по домам.
Задержавшись возле Игоря, он сказал:
— Так деньги не делают.
Звонков вздохнул и натянул на голову одеяло. Проклятые комары заели на нет.
6. «Перун»
Из доклада командования стрелковой бригады ВВ НКВД начальнику ВВ НКВД Украинского округа.
20 октября 1944 года.
Докладываем о результатах операции по ликвидации оуновской банды «Перуна» в Кременецких лесах.
На основании агентурно-разведывательных данных, а также путем допроса задержанных бандитов было установлено место расположения банды «Перуна».
Операция протекала с 15 по 18 октября включительно. С первого дня начались боевые столкновения, сначала с боевым охранением банды, а по мере продвижения вглубь леса — с ее основными силами. Со стороны бандитов применялись минометы, пулеметы и ручное вооружение.
В отдельных местах бои продолжались по 5–8 часов. Бандиты пытались уйти из окружения, переходили в атаку, но повсюду уничтожались.
Захвачены трофеи: минометов — 9, станковых пулеметов — 5, ручных пулеметов — 12, автоматов — 331, винтовок — 298…
Среди захваченных живыми имеется 5 немцев, 15 немцев убиты. Все они принимали участие в боях в составе банды. Как стало известно из предварительных допросов пленных, в банде был проводник центрального провода ОУН «Регент». Ему, а также главарю банды «Перуну» удалось скрыться. Нами принимаются меры по их обнаружению и задержанию.
Командир стрелковой бригады ВВ НКВД.
То, что его формирование принимает последний бой, Перун знал. Внутренние войска дело свое делают профессионально, и полагаться сегодня надо не на силу оружия, а на хитрость. И еще: как птица отвлекает хищника от гнезда, так и энкаведистов надо подальше отвести от этого бункера: ведь почти рядом закопаны ящики, в которых хранится… О, многое там хранится. То, без чего потеряла бы смысл та стратегия, которую в последние дни разрабатывали Перун и Регент. Уходить, уходить отсюда надо, подставив под пули своих людей. Их все равно уже не спасешь, и потом, мертвые — они лучше, чем пленные.
Тяжелым был бой. Перун, Лялюсь и еще двое выскочили из окружения, можно сказать, чудом. Ушли в глухие чащобы, где был резервный, известный одному Перуну, схрон. Раньше там жил проводник «Роберт». Жил вместе со своей охраной, женой и ребенком. Под землей были оборудованы три комнаты. Из каждой имелся запасной выход. Каждый вход закрывался люком, прикрытым ящиком с землей толщиной около двух метров. Три недели жили в нем. Не голодали: еды, как и оружия, там было припасено много. Потом командир уже не существующей сотни принял решение выдвинуться на запад, попытаться перейти линию фронта. Фронт ведь каждый день отодвигался, так можно вообще остаться на территории «советов».
Вышли из схрона в ночь, а уже утром натолкнулись на засаду. Группа проходила в то время опушкой леса, спрятаться от огня солдат было невозможно. Перун упал при первых же выстрелах. Боевики, увидев, что потеряли вожака, взяли резко влево, туда, где темнел сосняк. Обреченные, не надеющиеся на пощаду, они дрались до последнего патрона, однако никто не добежал до спасительных деревьев.
— Эти готовы, — сказал один из бойцов, подбирая автоматы, лежавшие подле убитых. — А вот четвертый где? Упал-то, вроде, вон там, у осины.
— Раз упал, значит, лежит, — ответил сержант. — Отсюда не уйти, все как на ладони.
Но сколько не искали бойцы, так и не нашли никого. Вызвали проводника с собакой. Пес добросовестно тянул поводок километра два, потом стал. Проводник беспомощно пожал плечами:
— Порошок на следах рассыпан, товарищ сержант.
— Махра, что ли?
— Нет, не наш порошок, немецкий. От него теперь мой Рекс не скоро очухается.
— Жалко. Видно, большую птицу упустили.
…Перун упал не только из хитрости, он действительно схлопотал пулю, но та, войдя в плечо, умудрилась не задеть кости. Однако, крови он потерял немало, и к исходу дня — а Григорий весь день шел, ни на минуту не останавливаясь — рана начала нестерпимо жечь, рука отекла. От погони он оторвался, но понял, что на запад идти сейчас не резон, что его караулят как раз на западных стежках-тропках. И Перун пошел на восток. За полночь пробрался к знакомому дому, постучал условным сигналом в окно. Здесь жила «файна паночка» Кристина, вдовушка, чей муж был в отряде Перуна, но погиб еще летом. Из-за Кристи и погиб: не стоило ему, плешивому, кривоногому, брать в жены такую красавицу, не стоило знакомить своего командира с ней, а потом из-за нее же бросаться на Перуна с кулаками.
Кристя на стук двери отворила, завела его в дом, с любовью своей горячей сразу полезла, а уж потом рану промывать начала.