— Вы не обознались, Варвара Семеновна? — глянул он сдержанно на пожилую женщину.
— Нисколечко! — выдавила она из себя с усилием. Нервная одышка мучила ее, будто пробежала с версту, прежде чем попасть в этот кабинет. И какое уж тут спокойствие и такт.
А Василий Корнеевич объяснил, каким образом жена узнала Вадима Капитонова, то есть через выражение «с телячью ногу».
— Что уж тут стесняться, мы не дети, а взрослые люди, — выдохнул он.
Коваленко ходил взад-вперед позади гостей. А Борис Николаевич, сидя за столом с тихой и грустной улыбкой на лице, задумался.
— Знаете, — признался он. — В моей практике это не впервые… Погибая, человек как бы посылает пароль нам, живым людям, и он доходит до нас. И приводит возмездие.
— Да, Раю Новожилову и энти ее слова я запомнила на всю жизнь, — проговорила медленно, сквозь трудное дыхание, Варвара. — Только вот совестно. Ничем помочь ей не могла, а все равно виновата.
Показания супругов Тимониных Борис Николаевич намеренно снял при Викторе Коваленко: ему нужна практика и в сложной работе, и в мелочах. Он, Васькин, ждал помощи в расследовании от Тимониных, и она пришла. Когда гости покинули следственный отдел, попросив работников милиции не провожать их, Борис Николаевич, оставшись вдвоем в кабинете с младшим лейтенантом, сказал:
— Видишь, как ситуация вылезла?!
— Вообще-то, неожиданно.
— Не совсем.
— В интуицию я не верю, — сразу запротестовал Виктор.
— Да не интуиция, скорей — опыт, — вздохнул Борис Николаевич. — В любой работе он есть.
— Ну это другое дело, — согласился Коваленко. Он был молод, но имел свое мнение, и это капитану Васькину нравилось.
Они оба помолчали с минуту, как бы переваривая первый шаг по расследованию в Северном районе и еще не веря в удачу.
— Кто же второй был с Капитоновым в лесу? — наморщил лоб Коваленко. Черные брови его задвигались.
— На этот вопрос нужно ответить как можно скорее. Но теперь нам полегче. Икс нам известен, а это уже кое-что.
Опять помолчали.
— Будем брать Капитонова, товарищ капитан?
— Чуточку повременим, — Васькин глянул на часы. — Скатай-ка в ГАИ. Надо узнать, кому Капитонов продал машину.
Коваленко замялся:
— Это лишний ход, Борис Николаевич.
— Не совсем.
— Как понимать?
— Только дуракам все ясно. Мы же тычемся с тобой вслепую. Почему ты решил, что именно новый хозяин «Жигулей» соучастник? Так может быть, но может и не быть!
— Но ведь голубая машина!
— Это ни о чем не говорит, Виктор. Но проверить надо, так что не тяни резину.
Коваленко собрал нужные ему бумаги и нехотя покинул кабинет.
Вернувшись домой, Василий Корнеевич да и Варвара почувствовали облегчение.
— Фу ты, как гора с плеч! — сказал Тимонин.
— Будь теперь, что будет, — отозвалась Варвара. — Грех я с души сняла, хоть и слишком поздно.
— Это уж точно! Однако все нормально, — успокоил жену Василий Корнеевич. Он понял ее слова. И то, что она пережила, таская в себе страшную тайну. И в то же время прикинул в уме, что Вадима Капитонова, этого бугая, возьмут сегодня же, и он поймет, отчего это случилось. Не совсем же дубина. А бандюг там — целая шайка. Они в одиночку не работают, то есть не воруют. И, пожалуй, им с Варварой придется несладко. Может, они успеют опять сбежать куда-то подальше, а может, нет. Тут уж, как Бог поможет. На душе у Василия Корнеевича тревожно заныло.
До разума Варвары еще не дошли возможные последствия, и она ходила по хоромам Петровича победительницей.
— Ну и что, — сказала она. — За людскую кровь надо отвечать. И потому верно мы поступили.
— Спору нет, — согласился Тимонин. И подумал: — Женщинам хорошо — до них чувство опасности только на вторые сутки доходит.
В старомодной избе Петровича стало неуютно и страшновато и он предложил:
— Слушай, давай поедем на пристань. На лесопилке оно куда спокойнее.
— Как скажешь, так и сделаем…
Полупустой «омик» перекинул Тимониных на тот берег. На лесопильном заводе пахло гнилой корой сосен, соляркой, и сумрачное небо тут почти каждый день висело низко. От вытянутых из воды плотов постоянно поднимались испарения, стекали в Волгу ручейки мутной влаги. Однако на складе завода Василий Корнеевич почувствовал себя на месте.
Уже под вечер ему позвонили. Василий Корнеевич, распаренный и мокрый от пота, подошел под грибок, куда летом выносили телефон из конторы, и спросил: