— Не пойму, кто нарушил? Ведь зеленый свет был на столбе… и трамвай. С ума сошла в нем баба-вагоновожатая!
— Все хорошо, что нормально кончается! — сказал Коваленко.
— Зря тормознул! — бросил Капитонов. — Веселая бы собралась на похоронах компания.
— Не спеши туда, еще следствие по твоему делу не прошло, — сказал Васькин.
— Вот у людей забота! — покрутил головой Капитонов.
В городском следственном отделе едва успели оформить приход арестованного, едва отвели его в «камеру хранения» — так называли тесные одиночки, Бориса Николаевича вызвал к себе подполковник Матков. Лицо начальника следственного отдела было озадаченным, угрюмым.
— Ну-у, поздравляю, рыцарь! — протянул он через стол руку. — Успел, наслышан уже. Значит, взяли тихо-мирно. Как глушенного судака.
— Хоть в этом повезло, — согласился Борис Николаевич. Но Петр Степанович уже отдал дань вежливости:
— Не радуйся, весь день так везти не будет.
— Хоть бы малость отдохнуть, час-два.
— Посмотрите на него, о чем мечтает!..
— Какая-нибудь новость? — догадался Борис Николаевич.
— Не совсем приятная.
Капитан Васькин приготовился слушать.
— У меня тут особое задание, — подполковник полистал блокнот на столе. — На станции Зубрилино какие-то типы эшелон в тупике грабят. Что-то там зажгли. Бери свою группу и мою машину. Поедем разбираться.
— Прямо сейчас?
— Да. Немедленно.
Дело угрозыска, как и военное: есть команда «в ружье!» — не смей перечить. И никаких жалоб: устал — не устал! Душе, конечно, не прикажешь, хотелось успокоиться нервам, мыслям после Капитановской философии. Но даже этой малой награды не получили.
— «Жигули» надо сдать по акту? — только и спросил Васькин.
— Примут без тебя, — одернул Матков.
И вот уже старенькая служебная «Волга» в потоке машин мчалась в восточном направлении, к месту ЧП. Оперативникам казалось, что они, взмыленные как черти, пересели с одного чужого коня на другого и несутся, вцепившись в холку. Ветер гудел за распахнутыми окнами, дорога хлестала вонючей пылью и отработанными газами. К железнодорожным путям подобраться было сложно, слишком редки переезды, особенно в городской местности. Однако издали увидели винтивший к небу густой дым.
— Что там, солярку что ли зажгли? — ворчал хмуро Петр Степанович. — Неужели нигде нельзя срезать дорогу?!
— Сейчас срежем! — пообещал шофер.
Когда «Волга» покатила по грунтовой дороге вдоль насыпи, стреляя из-под колес щебенкой, стало видно: около товарных вагонов сновал народ, некоторые женщины и подростки прыгали в костер, горевший между составами, и что-то из него доставали.
— Что там за игра! Какие-то тряпки добывают, — подивился подполковник. — Неужели можно носить?..
— Дефицит! — подсказал Васькин.
Машина незаметно для толпы подкатила к самым вагонам. И подполковник Матков первым, а за ним и вся свита высыпали на перрон. Народ — кто разбежался, прячась под товарные вагоны в тупике, а кто безбоязненно стоял на месте. В большинстве около огня были дети, подростки, но хватало и взрослых, в основном бабушек.
— Ну, сволочи, ну-у, твари! — ругалась сухонькая женщина лет шестидесяти в съехавшей на шею косынке. В руках у нее была детская синенькая маечка с цветным оттиском вишенок и темно-зеленых листьев. Низ маечки обгорел, но лямки и нагрудная часть были целы. Окружившие огромный разворошенный костер люди хоть и смотрели с испугом на милицию, но продолжали добывать из обугленных картонных коробок детскую одежду. Что-то из нее можно было выбрать, подлатать, а что-то оставалось только выбросить. Подполковник Матков подошел к женщине, что стояла с обгоревшей маечкой в руках.
— Что тут происходит? Объясните мне!
— А вы не видите?! — спросила обиженно женщина.
— Кое-что вижу, а кое-что нет.
— Безобразие происходит! Вредительство! — отозвался сухонький, как гвоздь старик. — Сталина ругаем… А здесь… стрелять надо гадов на месте. Без суда и следствия! — указал он на костер острым пальцем.
Старик показался подполковнику Маткову очень смелым, даже рискованным. Он окинул взглядом его затертый полосатый пиджачок со штопкой на локте и орденские колодки на груди. «Два ордена Боевого Красного Знамени и орден Александра Невского», — определил он по колодкам и спросил:
— Кого стрелять? Объясните толком!
Матков пытался быть спокойным, но лоб под фуражкой и щеки сразу вспотели.
— Что объяснять? — подошел к нему ближе старик. — Наше барахло сожгут, что не успели перепродать, производство остановят. Затем из-за границы начнут эти тряпки возить. Разрешенный бизнес, или спекуляцию развели. Страну превратили в торговую свалку. Тот, кто придумал отпускные цены, или дурак, или враг своему народу.