В первом случае человек не задумывается о своих взглядах и своем сознании. Он просто живет, более или менее успешно отражая мир и реагируя на него. Автоматизм его реакций, поступков и суждений говорит о нерасчлененности, слитности идейного багажа человека с ним самим («рюкзак вместе с содержимым намертво прирос к спине»). Человек не смотрит на себя со стороны и мало контролирует, анализирует или осмысляет течение своих мыслей и своей жизни. Таковы отношения между личностью и ее воззрениями у большинства из нас. Они не лишают нас возможности оценивать наши идеи, но мы делаем это от случая к случаю, особенно в те моменты, когда эти идеи нас «подводят». Но привычку к систематическому контролю и самоотчету в своих мыслях и действиях имеют немногие. Однако уже на таком уровне отношений между человеком и идеями возможны разные типы заблуждений, потому что мы лишаем себя многих процедур рефлексии, скептичности и критичности.
Между тем, если убеждения человека или какая-то важная их часть становится для него слишком навязчивой, диктаторской и неоспоримой, то налицо второй тип отношений между взглядами человека и им самим. В этом случае человек как бы заболевает, инфицируется идеями и становится догматиком или фанатиком. Они просто замещают собой человеческое Я. Ну а если какие-то идеи становятся особенно навязчивыми, то не исключено, что начинается психическое расстройство, болезнь, названий у которой много: паранойя, мания величия или преследования и др.
По поведению фанатика или догматика легко понять, что его верования в буквальном смысле «поглотили» личность, подменили ее собой. В таких случаях очевидно, что хозяин положения не человек, а идеи, вселившиеся в его внутренний мир и хозяйничающие там, диктующие человеку буквально все: что говорить, что делать, как оценивать внешний мир, что считать хорошим, а что плохим и т.д. Личность превращается в раба того, что проникло, поселилось и живет в его сознании. Получается, что не человек живет с помощью своего мировоззрения, а убеждения живут им и пытаются захватить внутренние миры других людей с помощью этого человека. По крайней мере, психологически, фанатики и догматики все на одно лицо; различия в характере, в содержании их теорий мало что меняют в их поведении. Можно быть фанатиком науки или религии, зла или добра, догмы или скептицизма…
Способы избавления от этих «вирусов разума» (как назвал это явление Р. Докинз), вводящих нас в заблуждения, существуют, но они не абсолютны, поскольку человеку необходима постоянная критическая работа в отношении своего мировоззрения и установок. Наряду с терапией, нужна профилактика разума. Важную роль в ней играет оптимальная «дистанция свободы» между человеком как таковым и обитающими в его сознании идеями, так же, как и с принципами и привычками его поведения50. Речь не идет о «безыдейной» и «беспринципной» жизни, но об осмысленной, самокритичной, учитывающий особенности как нашей психологии, так и психологии идей, о гармоничных и партнерских отношениях между индивидом и идеями, принципами его поведения.
Одним из возражений против отделения содержаний внутреннего мира от нас самих как живых существ, может быть указание на то, что, во-первых, мы обедняем нашу индивидуальность, «очищая» или «отслаивая» наши же идеи от нас самих. Во-вторых, как, если не с помощью идей и принципов, мы можем устанавливать наш приоритет по отношению к нашим же идеям, принципам и мировоззрению и быть при этом хозяевами самих себя и в своем доме (внутреннем мире)?
Ответ на этот вопрос не может быть рецептурным и простым. Вместе с тем, мы не можем не знать или не догадываться, что наша индивидуальность как разумного и свободного психоматериального существа имеет нечто более глубокое и фундаментальное, чем те идеи и образ жизни, которые во многом историчны, контекстуальны, даже случайны, т.е. вторичны и преходящи. Как бы ни трудно было очертить границы понятия «природа человека», мы не можем ввиду этой трудности отрицать ее реальность. Сам факт вторичности мировоззрения хорошо подтверждается многочисленными случаями перемены убеждений, эволюцией, динамикой самого мировоззрения одного и того же человека, изменением образа жизни и т.д.
Сказанное есть не только убеждение, а нечто большее, выходящее за рамки убеждений, поскольку предлагается нечто метамировоззренческое, сверхлогичное и метаидейное: здесь чисто житейски, прагматично, в целях самосохранения и безопасности Я заведомо изымает себя из области мировоззрения и возвращает себя самому себе, помещаясь при этом в центре и на некотором расстоянии от идей. Такая процедура, если и несет на себе черты убеждения, но обещает встроить в мышление и мировоззрение (что не одно и то же) принципы самоконтроля. Здесь Я останется только правильно мыслить, прислушиваясь к голосу мировоззрения и проверяя, соблюдает ли оно данные человеку обязательства. Вместе с тем, в сказанном минимум конкретных норм, т.е. оно не мелочно регламентирует поведение человека, но предлагает лишь определенные, по сути, внемировоззренческие процедуры самоконтроля, контроля своего мышления и своих убеждений. Иначе говоря, оно скорее процедурно и методологично, чем рецептурно, ригористично и догматично.