Наконец он ощутил, что не справился. Вот разлетается последняя преграда, абсолютный щит повержен, и уже следующее заклинание соперника ударяет в незащищённое тело и отшвыривает Лэнда прямо в защитный купол над полигоном, от которого он отпружинивает и назвничь падает на траву.
Такого поворота не ожидал никто. Преподаватели приказали адептам приостановить тренировку и поспешили к пострадавшему.
— Ему нужно в лазарет, — резюмировал декан-защитник. — Адепт ван Каттер, объясните, пожалуйста, почему вы использовали на тренировке заклинания такого высокого уровня?! Я же сказал, что мы испытываем на прочность щиты, а не здоровье ваших однокурсников!
— Простите, архимагистр Форсварт, увлёкся. Но вы же видели, что и адепт Лоссдор использовал защиту соответствующего уровня, а никак не учебную.
— Ещё бы! Иначе бы его размазало уже от вашей второй атаки, — покачал головой магистр Вульфстейн. — Значит так, адепт ван Каттер. Потрудитесь отвести к целителям жертву вашего произвола. И чтобы по пути никаких эксцессов! О вашем наказании поговорим позже. Вернее, вы поговорите об этом с архимагистром Аркент’таром, — мужчина приобнял Верманда за плечо и проговорил тише, чтобы слышал только он: — Что же вы так?! Решили счёты на тренировке свести? Мы с деканом не стали вмешиваться (вам обоим давно необходимо выпустить пар), но будьте осторожнее. Так и поубивать друг друга недолго, а вам нужно находиться по одну сторону баррикад, если что… Всё, на сегодня свободен! — уже громче добавил он.
"Если "что"?" — насторожился Верманд и направился к растянувшемуся на траве бывшему другу.
Лэнд лежал обессиленный, оглушённый, поверженный, опозоренный (в первую очередь — перед самим собой). Голоса вокруг слились в неясный гул, небо кружилось перед глазами.
"Проиграл, да ещё так глупо! Вот какого цайга я не прихватил из раздевалки накопители, если по дурости половину резерва растратил?! Сам виноват!"
Сам-то сам, но от этого было не легче. Тело нестерпимо болело. Такое ощущение, в нём не осталось ни одной целой косточки. Или так просто кажется?
Лэндгвэйн не думал, что Верманд зайдёт настолько далеко, иначе бы подготовился гораздо тщательнее. Эльф рассчитывал на хороший тренировочный бой, который бы прошёл без обычного равнодушия оборотня, а с "огоньком в глазах". Что ж, Лэнд получил, что хотел, даже слишком. У Верма в глазах был не огонёк, а целое пламя, о которое пришлось неслабо обжечься.
"Ладно, в следующий раз буду умнее. И хитрее…"
— Адепт Лоссдор, идти сможете? Или мне применить заклятие левитации? — смутно донёсся вопрос архимагистра Форсварта.
"Ещё не хватало! Сам доберусь, даже если придётся ползти!"
Лэнд с трудом помотал головой и выдавил:
— Я с-сам.
Декан смерил его взглядом, в котором читалось понимание.
— Хорошо, — кивнул защитник. — Так, продолжаем тренировку, — скомандовал он — и адепты перестали глазеть на эльфа, а занялись отработкой навыков, чтобы не оказаться в таком же плачевном положении из-за пропущенной по невнимательности атаки.
"Всё-таки классный ты мужик, Форсварт. Другим бы поучиться у тебя деликатности", — мысленно хмыкнул Лэнд и попытался подняться на ноги. Это ему удалось далеко не с первой попытки, зато ни у кого не пришлось просить помощи, особенно у Верма, который, сунув руки в карманы штанов, шагал рядом. Если бы эльф вдруг начал падать, оборотень немедленно бы его поддержал, в этом не было сомнений, но именно подобной ситуации всеми силами хотелось избежать.
С величайшим трудом дотащившись до раздевалки, Лэнд рухнул на скамью и привалился спиной к стене. Вот бы посидеть так подольше, чтобы сил накопилось.
— За каким цайгом ты сегодня напоил Альвинору отравой? Совсем крыша поехала? — навис над ним блохастый.
— О чём ты там бормочешь? — поморщился эльф и отвернулся.
— Хочешь сделать вид, что не понимаешь?!
Да всё Лэнд понимал, но признаваться в этом, разумеется, не собирался. И особо остро сожалел, что доверил такое важное дело, как опаивание Норы зельем метаморфоз (абсолютно безвредным!), двум идиотам. Если уж решил провернуть такую афёру, то надо было поручать дело Крису, а ещё лучше — сделать всё самому. Теперь же девчонка лежит в лазарете, что с ней — никто толком не говорит, а у него на душе кошки скребут, потому что отравить её он уж точно не хотел.