— Если мне нравятся книжные страницы, то снег красный, — возразила она.
— Снег красный только при условии, что ты можешь обосновать свою любовь к книжным страницам.
Крис задумчиво взлохматила свои и без того торчащие волосы. Облизала губы. С серьезным видом поправила несуществующие очки на носу, многозначительно подняла указательный палец.
Ли, глядя на нее, хихикнул.
— Листы гладкие и шуршат, — наконец изрекла она.
— И это обоснование тезиса?
— Чем плохо?
Крис приподнялась на диване и, некрасиво сгорбившись, села, обхватив руками острые коленки. Выступающие лопатки обозначались на ее спине, как обрубленные крылья. Ни дать ни взять, хрупкая птичка.
— Гладкие и шуршат? — фыркнул Ли. — Тебе пять лет, что ли?
Тень, собравшаяся на стене в угловатый комок, возмутилась:
— Что же такого детского и наивного в моем обосновании?
— Ну все, — ответил Ли глуповато.
— «Ну все», — передразнила она. — Что за отстой? Аргументируй нормально.
— Сама аргументируй нормально.
— И сама дура? — она скорчила уморительную рожицу. — Очень взрослый аргумент. И кому из нас пять лет?
Дразнясь, она высунула язык и подвигала его розовым мокрым кончиком, как змея.
Язык у нее был длинный, как ноги, и руки, и пальцы, и медные ресницы. Как вся она — тощая, словно свитая из проволоки, живая, подвижная и быстрая. Энергия так и искрила у нее под кожей, и она ни минуты не могла спокойно оставаться на месте. Даже когда Крис сидела, казалось, что она бежит. Совсем как неугомонный Доктор. Они даже внешне были чем-то похожи с актером из сериала, только Крис — девочка. Еще одна причина любить это шоу.
Ли зевнул, потягиваясь и прогоняя лень, разлившуюся по телу от расслабленного лежания в теплой комнате на удобном диване. Поджав ноги, сел «по-турецки» напротив Крис и насмешливо на нее уставился.
Тень силуэта на стене обрела элегантные очертания и лениво протянула снисходительным тоном, каким старшие разговаривают с младшими:
— Базис основания.
Ли не считал, что Крис глупее, чем он, но все равно любил покрасоваться, выпячивая свой интеллект.
— Базис? — переспросила она озадаченно.
— Ты выдвигаешь тезис, поэтому должна его обосновать. Пока твои исходные положения не выдерживают никакой критики.
— Почему же? Любые суждения, если они истинны…
— «Гладкие и шуршат», — перебил он. — Что за истина такая?
— Истина объективной реальности! — воскликнула она, подскакивая на диване.
Когда Крис чем-то увлекалась, в ее глазах будто включались лампочки, превращая их из темных, почти черных, в янтарно-карие, словно подсвеченные внутренним солнцем, и даже ее каштаново-рыжие волосы начинали топорщиться, как от электрических зарядов.
В отличие от саркастичного Ли, поглядывающего на мир свысока, она просто фонтанировала детским любопытством и оживленным весельем. Казалось, все на свете ей безумно интересно, и она не успокоится, пока не перепробует все блюда, не посетит все страны, не пообщается со всеми людьми, не разберет мироздание на атомы и не обнаружит, из чего оно сделано, из чего сделаны атомы, из чего сделано то, из чего сделаны атомы, и, о, смотри, эта туча похожа на жирафа, какой чудесный день, давай прыгнем с парашютом, поедем в Танзанию, заберемся на Килиманджаро, полетим на Луну. А?
— Ты не понял. Глянцевые страницы гладкие на ощупь! Страницы старых книг шуршат, страницы свежеотпечатанных изданий шелестят. Мы их касаемся и чувствуем, испытывая тактильные ощущения. Тактильные ощущения — истинный аргумент. Ты же не станешь спорить с объективной реальностью?
Ли надменно вздернул подбородок:
— Я всегда спорю с объективной реальностью и ставлю ее существование под сомнение. Возможно, однажды я докажу, что никакой реальности вообще не существует, и все вокруг — просто пузыри на воде. Матрица, которая мне снится.
— Тогда тебя упрячут в сумасшедший дом, — сказала Крис серьезно и мрачно. — Запрут среди мягких стен в смирительной рубашке. Брось-ка ты свои игры разума, пока не доигрался.
Веселый бред кончился.
В комнате словно упала температура.
— Как ты можешь мне такое говорить?! — Ли задохнулся от ярости, ему показалось, что она нанесла ему удар исподтишка прямо в солнечное сплетение. — После… после того, что со мной было?!
Он замолчал тяжко и напряженно, склеив губы и выстроив вокруг себя стены, обида свернулась в животе, заскребла когтями по груди и ощерилась, готовясь укусить, если немедленно не попросят прощения.