Он достал из обувной коробки ворох изрисованных листов, выбрал один и сунул Крис под нос решительным жестом, даже слишком решительным, чтобы скрыть свое смущение.
Рисунок, сделанный коричневым карандашом. Быстрые, поспешные штрихи, как будто грифель пытался сбежать с бумаги. Но это не потому, что он торопился, нет.
Просто лишь так можно передать человека, который бежит, даже, когда сидит.
— Я еще сангиной пробовал, с нею лучше получается, но она осыпается все время, и тогда ты крошишься.
Какая чудная вышла фраза… То ли про технику рисования, то ли еще о чем-то, непонятно.
Ли нервно хмыкнул, ожидая реакции Крис на его шедевр.
— Это я? — спросила она тихо и почему-то так грустно, что защемило сердце.
Такой он ее никогда не видел. Обычно она была веселой, жизнерадостной, любопытной ко всему, как ребенок, и жадной до жизни, до ощущений.
Обычно она была полной противоположностью его самого, возможно, поэтому они так хорошо сочетались друг с другом. Равные и разные.
А тут вдруг с ее печального лица сошли все краски. Не только с лица, но и со всей фигуры, и ее яркие волосы поблекли, словно покрылись ржавчиной, и кожа побледнела сильнее обычного, сделалась полупрозрачной, и вот уже начало казаться, что она тает в воздухе, исчезает, очертания ее силуэта будто стирали ластиком, даже контуры тени на стене размывались, превращаясь в неясное пятно…
Ли похолодел.
Что с ним происходит? Что такое вытворяет его разум?
Сердце заколотилось, и он начал дышать коротко, часто, рвано, испуганно. Ему показалось, что сейчас все может исчезнуть, даже он сам.
— Ты чего? — раздался обеспокоенный голос. — Что случилось? Ты как будто привидение увидел.
Голос вернул все на свои места.
Крис здесь, не испарилась. И он сам тоже на месте. Слава Богу или кому там, кто всем заправляет.
На всякий случай он украдкой себя ущипнул и поморщился.
— Все в порядке, просто голова немного заболела, — ответил он с преувеличенной бодростью.
— Может, аспирин примешь?
— Не, ну его нафиг, не хочу больше таблеток. — Он кивнул на свой рисунок. — Так что, не нравится?
— Что ты, по-моему, очень здорово!
— Точно? — переспросил Ли подозрительно.
— Просто класс. Где ты учился рисовать?
— Нигде не учился, это моя природная гениальность.
— Скромняга, — хихикнула она.
— Слушай, тебе правда, нравится, или ты из жалости хвалишь?
— Господи, вот параноик! Мне очень нравится. Только я здесь какая-то… — Крис прищурилась, глядя на рисунок, — слишком красивая.
— Не переживай, — фыркнул Ли, — обычно ты настоящая страшила.
— Эй, полегче! — она шутливо ткнула его кулаком в бок.
— Страшила, потому что рисунки паршивые! Этот хороший. Но я все равно не стал плохие выбрасывать. Показать?
— Ага.
Они уселись на пол и стали разглядывать рисунки, раскладывая их на полу.
— Как это у тебя получается, по памяти рисовать? — спросила Крис.
— О, у меня прекрасная память.
— И снова твоя потрясающая скромность, — усмехнулась она. — Но вообще это действительно круто.
— Просто я тебя все время вижу, — признался Ли, — почти постоянно. Я имею в виду, даже когда тебя нет рядом, ты как будто все равно со мной. Стоит мне открыть глаза, и я могу увидеть тебя. Понимаешь?
Крис, не отвечая, поцеловала его.
Позже они отправились в постель, но в этот раз не стали раздеваться, так и улеглись на покрывало в одежде, подложили руки под головы в зеркальном жесте и просто смотрели друг на друга.
Крис постепенно задремала, а Ли не хотелось спать, он поднялся с кровати, подошел на цыпочках к шкафу и убрал в коробку с рисунками свои часы. Дар, сокровище, признание…
На внутренней стороне дверцы шкафа висело небольшое зеркало, и он взглянул на себя, увидев вдруг, что очень красив: черты оставались прежними, но стали немного другими, словно на лицо набросили магическое преображающее покрывало, оно не прятало, а показывало то, что внутри. Он подумал, что это, наверное, и есть любовь. Она преображает тебя и делает прекрасным.
Потом он вернулся в постель, взбил подушку, лег на живот и посмотрел в окно, изучая открытый ему кусочек мира. Сейчас тот был настоящим, не только зримым, но и осязаемым, как апельсин.
На черном покрывале неба висело на цепочке что-то круглое, металлическое, серебристое.
Луна.
Или часы.