— Хотите узнать, продолжаю ли я ее видеть, да? — он натянуто улыбается. — Я неплохо вас изучил. Вы становитесь все прозрачнее, Дэвид. Ваш коричневый цвет блекнет. Все цвета блекнут. Способность к синестезии я потерял по дороге. Даже жалею об этом, — он вздыхает: — Давайте, спрашивайте «о моей жизни»: «Когда ты последний раз видел Крис»?
— По-твоему, я лишь хотел узнать, продолжаются ли твои галлюцинации?
— Не оскорбляйте моего интеллекта своими дурацкими играми. Я прекрасно знаю, что вас во мне интересует! Моя шиза — занимательный объект для наблюдения. Я ваша бактерия под микроскопом.
— Это совсем не так. Ты действительно мне дорог.
— Да-да, вы любите меня, как родного сына, святой Дэвид.
Как много лет назад, они скрещивают взгляды, и ненадолго в глазах Ли вспыхивает прежний азарт, предвкушение борьбы от противостояния воль.
Но тайны больше не существует, она давно раскрыта, подробно разобрана в документах, запротоколирована и помещена под контроль. Больше нет повода для интеллектуальной дуэли и пряток.
Азарт угасает. Ли сидит, вяло уронив руки на колени и уставившись в одну точку с туповато-угрюмым видом. Парадоксальным образом иногда он выглядит слабоумным.
— Значит, Крис опять тебе является? — спрашивает Льюис.
— Разве она мне еще нужна? Мне уже не пятнадцать, доктор. Необходимость в воображаемой девушке отпала. Больше не нужно самому себе отдрачивать, фантазируя, что это делает чужая рука. Теперь этим есть, кому заняться. И за деньги и просто так.
— Я знаю, — кивает Льюис, — но также я знаю, что дело не в этом. И никогда не было в этом.
Но Ли словно не слышит его и, сменив позу, начинает рассказывать о том, как был вчера в модном баре, подцепил девицу и отправился к ней домой, ему не понравилось, было скучно, поэтому он вернулся обратно, барменша делала коктейли с оригинальным сочетанием ингредиентов, завораживающе перетекающих один в другой, один в другой, один в другой, словно яркие невысохшие краски стекали по холсту, ему понравилось, он вдохновился и затащил барменшу в туалет, чтобы она на другом материале продемонстрировала ловкость рук.
— Надо сказать, с коктейлями у нее получалось лучше, — завершает Ли свою историю и улыбается, сладко-сладко. — О, ну бросьте изображать невозмутимость! Я знаю, что вас шокировал. Покажите мне ярость обывателя.
— Меня удивляет, что ты пил, — доктор неодобрительно поджимает губы.
Ли хихикает, как мальчишка, довольный своей шалостью:
— Кто вам сказал? Я прекрасно знаю, что с моими лекарствами алкоголь не совместим, поэтому пил морковный сок. «Экстази» для расслабона я больше не употребляю, мне совсем не нужно общаться с людьми по душам, чтобы их трахать. Не переживайте, доктор, все сухо и комфортно. Я был хорошим мальчиком, вам не за что меня осуждать.
— Я и не осуждаю тебя ни за что.
— И за мои… как бы вы их назвали? Беспорядочные половые связи.
— Ты хочешь моего осуждения? Хочешь, чтобы я остановил тебя?
— Ничего я не хочу, — Ли устало закрывает глаза и трет лоб, напряженно кривясь, как от головной боли. — Вы угадали, я снова ее вижу. Не так часто, как раньше, периодами. Сейчас как раз один из них. Господи, это невыносимо!
Доктор делает пометку в своем журнале, выжидает некоторое время, затем спрашивает о том, о чем обязательно должен узнать:
— Ты сообщил своему психиатру?
— Это вас интересует?! — вскидывается Ли.
— Да, это меня интересует. И тебя должно интересовать. Если ты не хочешь еще одного эпизода психоза. Верно?
— Вы самодовольный ублюдок, Дэвид!
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Я вас ненавижу иногда, если бы вы знали, как я вас ненавижу!
— Я догадываюсь, — не сдерживается доктор. — Так ты сообщил врачу?
— Да! — Ли бьет кулаком по подлокотнику. — Разумеется, сообщил. Открыт новый сезон рисперидона [9] , поздравьте меня. Скоро меня опять разнесет, и член снова обвиснет, стану долбаным монахом-отшельником, жирным уродливым импотентом. Довольны?!
— Побочные эффекты пройдут через какое-то время после окончания курса.
— А то я, вашу мать, не знаю! Обязательно пройдут! До следующего, вашу мать, раза!
— Не кричи, пожалуйста.
Огонь гаснет.
— Простите, — Ли опять прикрывает глаза, проводит пальцами по сморщенному лбу, пытаясь расправить морщинки. — Просто каждый раз, когда я думаю, что это навсегда…
— Мне очень тяжело это слышать.