— И ты подписал договор? — спросил Охад.
— А что было делать? Я понял, что они не отстанут.
— Я бы вернул деньги.
— Вернуть деньги? Пожалуй. Может, сейчас я бы и поступил так. Но тогда… Да никогда!
— И… Он забрал тебя с собой?
— Нет. Не совсем так. Он исчез. Это было потрясающее зрелище. Он спрятал манипуляторы и втянул в себя экран. Затем начал вращаться, словно ханукальный волчок. Скорость вращения быстро нарастала. В какой-то момент он стал полупрозрачным и похожим на смерч. А потом просто растаял в воздухе, остался лишь легкий запах серы. Через несколько минут я ощутил головокружение. Наверно, со стороны я выглядел, как этот проклятый чемодан.
— Ну ладно. Думаю, ты переборщил. Где эти еще три визита чемодана? Где ты с переломанным позвоночником? Фантасты, кажется, называют это петлей времени? — сказал я. Последний вопрос адресовался скорее Охаду.
— Ты давно не читал фантастику, — принял вызов Охад.
— Да я вообще давно ничего не читал, кроме «Хаарец».
— Та еще фантастика. Сейчас в моде новое направление — эвереттика. Почитай. Каждый визит робота из будущего создавал новую реальность, а мы сейчас в реальности четвертого визита, в которой Шай совершил путешествие в будущее.
— И обратно, — уныло добавил Шай.
— Так я и говорю, что все это фантастика, — упорствовал я.
Мы погрузились в молчанье — каждый думал о своем. Первым его нарушил я:
— И как там, в будущем?
Шай не ответил. Мы помолчали еще минуту.
— Давайте выпьем, — сказал Шай.
— За процветание нашей фирмы! — предложил тост Охад.
— Нет, просто выпьем.
Через неделю мне позвонил Шай.
— Я распорядился вернуть базовый взнос всем клиентам. Фирма закрывается. Я улетаю в Гоа. Мы больше не увидимся.
— Но… — В трубке зазвучали гудки…
У меня мелькнула мысль о пятом визите чемодана, но я ее быстро отбросил.
Жанна Свет
Железное здоровье
Когда она вернулась, в квартире было тихо, только муж возился на кухне: текла вода, что-то звякало.
Она прошла в комнату и легла навзничь на диван.
В комнате было слегка сумрачно, окно затенял разросшийся во всю внешнюю стену плющ. По утрам и на закате в нем гомонили воробьи, иногда, не успев затормозить, влетали в комнату, а потом заполошно метались вокруг люстры, не умея найти дорогу назад.
Она лежала на спине, смотрела в потолок и прикидывала, сколько это все может занять времени. Ситуация была совершенно новой и незнакомой, но получалось, что месяца два-три, не больше. Придется, видимо, делать перестановку, выгораживать угол, не теснить же детей.
Тут ее мысли прервал муж. Он нес чашку с чаем и газету.
— А, вернулась, — сказал он, сел в кресло, поставил чашку на журнальный столик и развернул газету.
— Вернулась, — ответила она, подождала немного, но муж больше ничего не сказал и не спросил.
Они молчали. Она лежала, он читал газету, громко прихлебывая чай. Она вдруг поняла, что ее всегда раздражало его неумение пить и есть бесшумно, но только сейчас она отдала себе в этом отчет.
— А чего ты одетая лежишь? — спросил муж. — Обедать будем?
«Действительно, чего это я?» — подумала она и ответила ему:
— Будем.
— И что — так ничего и не спросил? — Нинелька смотрела на нее круглыми глазами. — Ну, и фрукт!
— Так и не спросил.
— Это сколько уже времени прошло?
— Две недели.
— И он не знает?
— Нет.
— Ты что, вообще? — Нинелька покрутила пальцем у виска. — Когда ты ему сказать собираешься?
— Не знаю. Не получается, только соберусь — не знаю с чего начать.
Она видела, что Нинелька хочет курить, но сдерживается, чтобы не дымить при ней, и уже раздражается, как и все мы раздражаемся, если не можем удовлетворить навязчивое желание — например, выпить стакан воды, когда ужасно хочется пить.