Сама Сю испытала прилив глубокого удовлетворения — достучалась хотя бы до одного. Полито тоже плохо скрывал удовольствие. После этого я часто встречал Люка Полито на собраниях всех конфессий, анонимных диабетиков, жертв запретов аборта и даже пенсионеров борющихся за аттестат средней школы.
За все старания и пыхтение Сю, я всегда нахожу ей бодрящий стих из Библии — на посошок, стараясь напомнить для чего они вообще-то сюда пришли. Писания — изумительный инструмент для инженеров человеческих душ. И хотя я не совсем инженер, скорее — механик, мне легко удается достучаться до сердечка Сю. Она, конечно же, любит ушами — а тут я могу дать фору и молоденьким мексиканцам и громовержцу Полито.
К моим набегам на клуб страдающих раком яичек я пытался привлечь и других пассажиров Мейфлауэра. Да как растолкуешь первоходам и мореходам, что в камерной системе тюрьмы, движение — из камеры — в камеру, из камеры — в коридор, из коридора — за забор, любое движение — это жизнь.
С первых дней я пробивался в американскую хозбанду, твердо намереваясь тряхнуть стариной. Когда-то я слыл Пабло Эскабаром Ферганской долины. Не дали. С моим малиновым браслетом, куда там! Федеральный преступник. Только что и осталось — обрастать завязками на собраниях клуба — куда нагоняли народец со всех уголков тюрьмы в Шардоне.
Джон Кошка тоже выбирается на собрания церкви. Он явно не новичок в тюрьме. Хотя ходил, похоже, исключительно поизмываться над простодушными проповедниками. Он садился на самый дальний ряд — как двоечник на Камчатку, закидывал в пасть охапку леденцов и испускал плоские шуточки, звучащие на той же волне, что и исторический пук Люка Полито.
Однажды на собрании каких-то залётных баптистов со мной оказался новенький гринго с прической под Иисуса — Тед. Он отпустил пару грибных шуток, сразу расположив мое обмолоченное психоделью сердце. И бинго — в середине молитвы Тед шепнул, что в прачечной работает парнишка с его улицы и к вечеру прострелит табак. «Супер! Если надо — ребята, я возьму на себя распределение в эмигрантском бараке — так сказать выведу дело на мультинациональный уровень. А что еще в меню?
- А чего бы тебе хотелось?
Черт! Это было подозрительно круто. Почуяв неладное, я решил испросить чего-нибудь крайне экзотического, трудно доступного даже в свободном мейнстриме на воле.
- А как насчет ДМТ?
- ДМТ? - Тед с уважением пожал мне руку.- От чего же? Можно и ДМТ. Можно и ДМТ. Будет тебе ДМТ — сегодня вечером.
Я представил, что можно будет с Анмаркой и Бернардом пыхнуть вечером деметилтриптамина и, обратившись в духов на время покинуть флауэр.
Потом Тэд возбужденным шепотом стал мне рассказывать, как работал под прикрытием на агентов ОБН, пытаясь купить кучу кокса на ксерокс-деньги, а его остановила дорожная полиция и нашла несколько крошек кокса. Теперь ему надо сообщить о беде агентами его вытащат из тюряги.
Я почуял неладное. Мечты стали растворяться в воздухе как парок ДМТ. В конце собрания, когда нас выстроили лицом к стене в коридоре на пост-церковный шмон, Теда забрали в интейк. Там держат самоубийц, психов и местную отрицалу.

Мои путешествия по собраниям и клубам раздражают Ису.
- Ты суд, суд думай, рус! Все барак свой семья говорит — рассказывай. Ты свой семья не рассказывай. Висех тумбичькя- детский фота:дощька, сына. Твой тумбощка фота — Пу Тин. Зачем павесил Пу Тин? Зачем не рассказай свой корт, что сказал джаст Браун?
Что скажешь ему? Что меня еще в институте завербовали в КГБ? Что если грубо считать с момента первой встречи с офицером ведомства уже лет эдак двадцать пять прошло? Четверть века в нелегальной разведке. Работаю, правда, в основном на самого себя — но ведь настоящему профи так и положено. Где Родина, где флаг? Наверное в Беловежской пуще остались зарыты. Привязанности и стержни это вредная роскошь для профи.
- Смотри, И, видишь Максю — липового украинца с Пармы? Видишь? Он на корпус тебя опережает, так? По судам? Вот и наблюдай его судьбу — то что случиться с ним завтра, с тобой , скорее всего, произойдет послезавтра. Ты, в свою очередь, меня обошел на пару корпусов в этих тараканьих бегах. Значит я могу делать промеры глубин по тебе. И чего дергаться, спрашивается?
Иса подвис на минутку перерабатывая информацию. Его взгляд потеплел.
- Ти мой самый лучший дрюк, рус! - обнял меня своими вьетконговскими клешнями и пошел резать круги.