«Фак инглиш! Фак инглиш! Ффак Америка» - радостно подхватила толпа. Бернард выбился из сценария:
- Постой, постой — а как если инглиш и есть мой родной язык?
- Тогда — ответил я ко всеобщей радости — Фак ю, ту!
«Немедленно вернись на свою на кровать и заткнись» - шипела с потолка сержант Бэтчелор. Общение через интерком навевало ощущение, что мы говорим с инопланетянами — обращаясь к небесам. Я глянул в потолок и громко сказал по-русски, чтобы не нарушать собственные правила:
- Завали-ка грёбало, тупая п-и-и-зда! Не понимаю больше по-марсиански.
Бэтчелор будто только этого и ждала:
-Пэк ё щщщит! - со зловещей радостью, как контрольный выстрел.
Начал собирать свое барахло - книг не было, одежды — комплект, матрас, одеяло и рукопись.
- Анмарка, братишка, давай-ка сбацай мне на посошек Азан на арабском — же земляк пророка, как никак!
- Алах-акбар — Аллаааху — акбар! - красиво запел Кумосани
- Ю! Ю ту! Шат ап эн пэк ё щит!
Анмар запел еще громче. В дверях появились менты. Они ласково манили нас пальцами. Я пошел к дверям с матрасом под мышкой. У выхода бросил всё барахло на пол и поклонился Мейфлауэру в пояс. И вдруг понял, что это вовсе уже не Мэйфлауэр. В очко и пилигримов и статую свободы. Это же моё Гуляй-поле, а я — Нестор Махно!
Только когда плывешь против течения,
понимаешь чего стоит свободное мнение.
Барак удивленно на меня глянул, замер и уловив поэзию одобрительно затих
Чай, папиросы, ответы на вопросы,
Допросы, опять допросы,
Мой приемник - односторонняя связь,
Тире и точки - арабская вязь.
Я не могу сказать, но я слышу.
Я видел как крыса становится мышью.
Это то что не стереть как сильно не три,
Свобода - это то что у меня внутри.
Последние строчки мы с хохлом Андрюхой — который под занавес вдруг решил-таки заговорить по-русски — последние строчки мы просто проорали в потолок. Сатрапы ринулись вовнутрь Гуляй-поля и вытолкнули меня с Анмаром в коридор.
Я был рад, что на кичу мы попадем вместе. Но сучка Бэтчелор распорядилась иначе — нас просто раскидали по разным отсекам — к уголовным. Меня в отсек «А», а Кумосани в соседний «Бэ». Только тут выяснилось, что самое переполненное место в тюрьме — эмигрантский барак.
Тюрьма летом стояла полупустая будто бандиты разъехались по отпускам и гастролям. Я получил в распоряжение целую камеру.
Шагнул в новое индивидуальное узилище, а дверь автоматически закрылась следом за мной — как в ташкентском метро. Вместо наказания я получил то, о чем только мог мечтать — одиночество и стол с лампой — разгрести свои каракули.
Радость о реинкарнации в батьку Махно немного портила мыслишка: «А стал бы ты так себя вести, если бы не был уверен, что тебя может скоро выкупят? Ведь это не Махно, а гапон какой-то получается?»
История моей жизни — вечный внутренний джихад между Гапоном и батькой Махно.
Я оглядел исписанную изнутри автодверь камеры.
Real eyes
Realize
Real lies
Это было единственное, что могло заинтересовать доморощенного филолога. Я тоже добавил надпись от себя, правда на узбекском:
«Илтимос суянмангиз» - просьба не прислоняться.
Выглянул через волчок в отсек — туда выпустят утром, по-подъёму. Два этажа по шесть камер на каждом. Похоже на одесский дворик из фильма «Ликвидация» или декорацию к клипу Элвиса «Джейл Хаус Рок». Декорация театра абсурда.
Сваренные воедино круглые столы и табуретки отсека походят сверху на клавиши старинного Ундервуда. Двери закрываются с отбоем и до утра — тишина и блаженство одиночества. Бумаги, ручек и кофе хватит набросать первый черновик. А там будь что будет.
Я разложил заметки на столе стараясь восстановить хронос. Между страниц нашлась и фотка Путина, которую я под занавес сорвал с тумбочки — Путин, как полковое знамя не должен достаться ворогам.
- С новоселицем Вас, Владимир Владимирович — я налепил Государя над шконкой в красном углу камеры.
Неожиданно возникло название книги «Книга Иса».
Нацарапал на столе — посмотреть как выглядит со стороны. Выглядело как должно. «Фак трамп», «СССР» - добавил я и небрежно пририсовав серп и молот - «коси и забивай» - сделал себе чашечку кофе.
Кофе. Белая девственная бумага. Дешевая тюремная ручка. Какое счастье!
Я глотнул кофе и написал: «Нас приняли в один день. Меня, пакистанца Раджу и бирманца И.Су»
КОНЕЦ
Основатель экстремистского течения практикующего полигамию и полный отказ от какого-либо воздержания, Винсент Килпастор предан анафеме со стороны всех существующих религиозных конфессий.