Есть еще более гуманные способы — формочки залитые клеем, который привлекательно пахнет с точки зрения мышиной эстетики. Мышка прилипает и мучается потом гораздо дольше, чем если ей просто размозжить черепушку или перебить позвонки. Я по первой даже пробовал их высвободить из клейного ада и выпустить на улице, но обычно у них просто отрываются лапки и становится уже совершенно паскудно. Приходится топить застрявших в клее мышей. Берешь пластинку с судорожно пытающейся высвободится мышкой и опускаешь под воду. Уставшие от ужаса они быстро сдаются и с пузырьками вверх отлетает невинная мышиная душа, а ты молишь всех богов простить тебя и не портить кармы. Карма все равно портиться — написать в такие дни не удается ровным счетом ни слова.
Я захожу в вино-водки и покупаю гладкую полушку французкой водки «Серый гусь». Из всех русских водок — французская самое то.
Изначально я не планировал выпивать всего гуся. Но в онлайне был Ромчик и мы неплохо поболтали, а я регулярно бегал в туалет старбакса где лупил гуся прямо из горла и откусывал большие куски лимона. Этот крепкий старбакс кофе уже становился элементом моего нового стиля.
Водка приглушила стыд за погубленные мышиные жизни, я стал пьян и туп.
Раньше отцы семейств убивали животных пачками, чтобы продлить род людской. А сейчас я тут за мышку распустил нюню. Мне думается, что я слабак раз так горюю о мышах, а еще собираюсь на войну в случае депортации. Как же я людям стану перебивать хребет или держать под водой, пока не перестанут подниматься пузыри, так что твердо знаешь — в последнем, самом большом полетела вверх чья-то душа?
Я социопат который держит людей на расстояниях социальной сети и собственных книг, и людей убивать мне теоретически будет значительно легче, чем мышей. Нас так много стало в последнее время, а делаем такое что и гордится нами можно все меньше. Нужно ли так множиться и продолжать это нашествие на планету, если мы и мышам не даем укрыться зимой, зато каждую неделю забиваем мусором не один, а два огромных бака?
Великие материи, которые не постичь даже трезвым. Чтобы род выживал постоянно нужно кого-то убивать. Иной раз — принести в жертву самого себя.
Я вошел в дом и встретился глазами с женой. Она улыбнулась и как ни в чем не бывало сказала:
- Кажется в спальне под полом завелась мышка
Наш дневной вертухай или «СиОу» - исправительный офицер? Воспитатель?
Короче, дневной наш - ангел тюремного панибратства. Отслужил чуть меньше чем, Нефф, но в отличии от ночного стражника, облик человеческий не утратил.
Если бы их поставил рядком и сравнил «добропорядочный обыватель», мелкобуржуазная сволочь, для которой все в тюрьме это отбросы сытого общества — выиграл бы конечно затянутый в мотоциклетную полугестаповку выбритый Нефф.
Корриган выглядел усталым. Форма редко бывала чистой или, упаси бох, отутюженной. Главным украшением были не лычки и нашивки, а разнокалиберная перхоть.
Си Оу Корриган никогда не бывал на дежурстве трезвым. Как можно утаить опиумный ступор от барака, где больше половины за эти опиаты и сидит? По указанному диагнозу мы расходились разве что в деталях: торчит ли он на рецептурных таблетках или уже перешел в стадию, когда порошок покупают на улице и сразу, не отходя от кассы, вдыхают носом?
Заступал Корриган в пять утра. К обеду, к часикам двенадцати — висел уже конкретненько, иной раз стоя. Многих вынужденно соскочивших от зависти просто корежело. Зыки полушепотом поднимали вопрос: «А чем это мусор лучше нас?». Но большинство понимали, что Корриган - дар судьбы и оберегали дубака и от добровольных стукачей и от въедливого старшего смены.
Корриган уносился в опиумные грезы как в сон внутри сна в блокбастере Нолана, а Люк ставил лоха из молодых — разбудить СиОу если нагрянет капрал или, упаси господи - лейтенант. У англосаксов четкая иерархия рубашек. Рубашка без воротника — нижний чин, черная рубашка, но уже с воротником — средний, крахмальная белая рубашка с бронзовыми бирюльками — это три раза «ку» или как принято у англоедов - «гип-гип ура».
Охранять сержанта Корригана от другой мусорской нечисти в Кэндиленд не считалось за падло — мы знали, что очень скоро он очутится или на нашем месте или в дешевой ветеранской лечебнице. Но пока он творил лишь добро и мы оберегали, даже любили его как могли. Его называли не «эй, Нефф», а «Отец Корриган» - отдавая должное католическим, ирландским корням вертухая.Стокгольмский синдром.