Можно ли снова увидеть эти изображения спустя сто или более тысячелетий? Этот вопрос я задал себе пятьдесят лет тому назад Н начал исследования.
Я уяснил себе, что, располагая приёмной аппаратурой соответственно большой мощности и желая увидеть изображение Земли, например, тысячелетней давности, я должен был бы «поймать» лучи света, высланные с Земли тысячу лет тому назад от какого-нибудь небесного тела, находящегося от нас на расстоянии пятисот световых лет!
Но ведь это небесное тело высылает также и собственные световые лучи. Как же отделить одни лучи от других: собственный свет от отраженного?
Много лет я потратил на теоретическое решение этой проблемы, а потом на проектирование и постройку соответствующей приемной аппаратуры и селекционных устройств, которые могли бы перехватывать лишь отраженные лучи света и передавать их усилительным устройствам.
Но и это еще не всё. Какая польза от наблюдения луча света, хотя бы это даже был свет, который «вылетел» с Земли тысячу лет тому назад?
Необходимо было сконструировать гигантскую электронную аппаратуру, которая как бы увеличивала световые изображения до требуемых размеров. Ты, наверное, знаешь, — продолжал профессор, — что созданные в прошлом тысячелетии электронные микроскопы увеличивали изображение в сто тысяч раз. На подобном принципе я основал конструкцию своей аппаратуры и добился увеличения, по сравнению с которым даже современный гигаэлектронный микроскоп был детской игрушкой. И вот результат налицо…
Роль моих экранов или, если тебе угодно, зеркал, отражающих световые лучи, выполняют «установленные» на различных расстояниях от Земли небесные тела.
Мои «зеркала», наиболее удаленные от нас, — это находящиеся на расстоянии шестисот восьмидесяти световых лет звезды Большой Туманности Андромеды, а самые близкие — звезды Ориона, расположенные на расстоянии примерно в пятьсот световых лет. Если я хочу получить, например, изображение земли времен Александра Македонского, то есть три тысячи лет тому назад, то устанавливаю аппаратуру на приём лучей света, отраженных от небесного тела, расположенного от нас на расстоянии в тысячу пятьсот световых лет. Правда ведь, как это чудесно и просто.
Я смотрел на профессора широко раскрытыми глазами.
— Просто, — ответил он сам себе и улыбнулся, — но практическое решение всех проблем было совсем не так просто… Еще лишь два или три года работы над усовершенствованием селекционных устройств и… — добавил он оживленно, — и мир онемеет от удивления. Это открытие, не имеющее себе равных в истории человечества.
Ну, а теперь иди уже, мой мальчик, спокойной ночи, ты и так узнал слишком много.
Я вышел из лаборатории Рукса убежденный в том, что всё это был сон…
* * *
Два следующих месяца я ходил на «сеансы» в лабораторию профессора почти каждый день.
Перед моими глазами проходили фрагменты живой истории разных эпох. Македония, Рим, культура инков, древнекитайское искусство, Византия… Обзор бесценного материала для исторических исследований, значение которого я даже сейчас не могу полностью оценить.
Потом наш Центр перевели в другой город, С тех пор я не видел профессора, но мысль о его гениальном открытии до сих пор не дает мне покоя.
— А что сейчас он делает? — спросил после минутного молчания Альф.
— Погиб… — тихо ответил Кирк, — погиб за несколько дней до нашего старта. В его лаборатории взорвался атомный реактор. Профессор все делал сам.
Он обслуживал сложнейшую аппаратуру, при которой должно быть не менее трех ассистентов. Погиб… это страшно… ведь он успел никому передать свою тайну. Сейчас нам известен лишь сам принцип, а конструкция устройств?
Все нужно начинать снова!
— Поэтому ты так огорчен? — спросил Альф.
— Несомненно большой ошибкой Рукса было то, что он работал в одиночку. Сам хотел быть конструктором, оператором и механиком.
Одинокие ученые похожи на одиноких пловцов — они теряются в безграничном океане научных проблем, — добавил он философски.
— Но ты не огорчайся, Кирк. Одинокий Рукс посвятил своим исследованиям пятьдесят лет труда, а целый отряд подобных ему великих ученых решит то, что ты имел возможность наблюдать, еще в течение нашей жизни.
Острый треск в громкоговорителе кабины неожиданно прервал Альфа.
Металлический и бесцветный голос бортового робота Омега-4 наполнил кабину: