эээ… Впрочем, не суть важно. Безжизненной она, разумеется, оставалась лишь до тех пор, пока не стала прародительницей. Так вот…
«Вот этот… как его… например, он-то все помнит! Каждое словечко… Вон как шпарит! И ведь что непонятно — когда он произносит какое-нибудь слово, я тоже его вспоминаю… кажется. Но почти сразу же забываю снова».
— Что нам мешает взять эту милую планетку и заселить ее какими-нибудь представителями земной мифологии? К примеру, этими… ты, кажется, называл их… — лингуампир нетерпеливо поцокал языком.
— Кентаврами? — машинально предположил Редуард.
«Только разве я про них рассказывал?.. Стоп! Что я только что сказал? Кентаврами? Значит, что-то я все-таки помню? Кентаврами, кентаврами, кентаврами… Не забыть бы хоть это! Кентаврами, кентаврами…» — он готов был повторять это слово до бесконечности.
— Верно! Кентаврами, — обрадовался Тот, Который. — Только…
«Кен…» — пронеслось в мозгу Редуарда в последний раз.
— Ты случайно не знаешь, как может отразиться на их метаболизме помещение в серно-аммиачную атмосферу?
Редуард с выражением безысходности на лице покачал головой.
«Нет, — так или примерно так подумал он. — Я ничего уже не знаю. Вот только что знал, но стоило мне сказать об этом вслух, а потом — услышать, как то же самое произносит… Или… Или не стоило?!»
Страшная догадка внезапно посетила его. И оттого, что ее было невозможно облечь в слова, она становилась еще более страшной.
Редуард по-новому взглянул на своего собеседника. Тот, как ни в чем не бывало, продолжал о чем-то увлеченно говорить, но Редуард уже не слушал его. Он рылся в памяти. Он искал слова. Ему позарез требовалось найти хотя бы парочку слов для проверки своей гипотезы. Как назло, он ничего не мог припомнить. Даже самого бесполезного. Даже самого бессмысленного. Кроме…
— Эники-беники ели вареники! — выпалил он. Это было как вдохновение.
Тот, Который оборвал свою речь на полуслове.
— Эники-беники?.. — удивленно переспросил он. — Интересно, что бы это могло значить?.. Нет! Ничего не говори, — обратился он к землянину, как будто тот еще мог что-нибудь сказать. — Я догадаюсь сам! «Вареники» — это нечто такое, что надо варить. В таком случае «ели» представляет собой производное от «есть», не в смысле существования, а в смысле поглощения пищи. Я прав?.. Следовательно, «эники-беники» должны быть…
«Надо было попридержать хотя бы пару слов! — запоздало сообразил Редуард. — Ладно, сам виноват, никто меня не тянул за… за… ну, такой… на нем еще разговаривают. — Редуард сосредоточился. Нужный образ все никак не шел на ум. Тогда Редуард зажмурился и призвал на помощь все свое воображение. Воображение ухмыльнулось и показало ему язык. — Да, за язык!»
Инопланетянин продолжал болтать, не умолкая ни на секунду.
«И чего он не успокоится? Неужели надеется еще что-нибудь из меня вытянуть? Зря надеется, ничего у меня не осталось. Разве что какая-нибудь мелочь, да и то настолько бесполезная, что ее уже и не вспомнить… — с тоской подумал Редуард. — Найти общий язык… Мы говорим «найти общий язык» и уверены, что это, несомненно, хорошо. Да вспомнить хотя бы, как я радовался совсем недавно, когда мне удалось так легко найти общий язык с этим… который напротив. Знать бы мне тогда, что мой родной, мой знакомый с детства язык действительно станет нашим общим. В смысле, одним на двоих… Теперь уже почти на одного. И этот один без зазрения совести пользуется моей родной речью, а у меня в голове роятся одни мыслеобразы, совсем как… Совсем как…»
Мыслеобразы в голове у Редуарда перестали роиться и дисциплинированно выстроились в одну шеренгу. Да, это могло и не сработать, но это, по крайней мере, был шанс!
Быстрые и точные движения Редуарда выдавали его решимость, граничащую с отчаянием. Он переключил транслитератор в режим приема, сдернул с головы бесполезные до этих пор наушники и нацепил их на уши лингуампиру, прямо поверх черного капюшона. Затем он склонил голову к воротнику скафандра, отчего со стороны могло показаться, будто он собирается забодать Того, Которого, и проревел прямо в микрофон: «У-У-У-У-У-У-У!», совсем как разъяренный кентавр, которого неосмотрительно поместили на планету с серно-аммиачной атмосферой.
В его реве не было ни малейшего смысла, но транслитератору было все равно. Поскольку он передает не сами слова, а только мысленные образы, которыми эти слова сопровождаются.