Мы встретились с Львом Николаевичем на «Чаепитии в Академии» в феврале нынешнего года, вскоре после его сенсационного доклада на Президиуме Академии наук России. Выступление Андреева поразило участников заседания тем, что перед ними зримо предстала та борьба, которую ведут сотрудники Главного ботанического сада, борьба не только за новое в науке, но и просто за выживание уникального научного центра России.
И на Президиуме, и на «чаепитии» Лев Николаевич начал издалека… Он сказал:
— Есть один листок бумаги, который я не могу читать без волнения, потому что он во многом определил судьбу не только моего учителя — академика Цицина, но и мою собственную. Эта «бумага» — постановление правительства за подписью И. В. Сталина, в котором идет речь о переезде научных учреждений в Москву, о строительстве зданий для них, о закупке мебели и оборудования, а также о выделении тысячи пар нательного белья членам Академии наук… Читаешь этот документ и понимаешь, насколько жестокой была жизнь: ученым уже нечего было надеть, и правительство выделило им белье… И в то же время уже думали о том, что через пару десятков лет людям потребуется Красота…
— Красота с большой буквы?
— Именно так, потому что этим постановлением, принятым в апреле 1945 года, предусматривалось создание в Москве Главного ботанического сада Академии. Я был тогда еще мальчишкой, но хорошо помню, как тяжело жили люди в послевоенные годы. И такое решение правительства вызывает уважение. Одновременно с созданием сада сразу же организуются экспедиции по стране — 10–15 в год!
— А сейчас сколько?
— Сегодня средств на экспедиции у нас нет… А в те годы из них привозили много интересных растений, существовал широкий обмен с другими ботаническими садами страны. Тогда они жили очень трудно, и это понятно, но тем не менее обмен информацией и материалами был весьма интенсивный… Кстати, огромная заслуга Главного ботанического сада Академии наук в том, что он объединил все ботанические сады страны, а их до распада Советского Союза было 125…
— А сразу после войны?
— Около пятидесяти… В 1952 году была создана сеть ботанических садов СССР, и Главный сад Академии наук стал своеобразным координирующим центром научных исследований в этой области.
Мы встретились с академиком Николаем Васильевичем Цициным в его лаборатории, что находилась в Главном ботаническом саду АН СССР. Он вспомнил, как еще студентом побывал в саду у И. В. Мичурина. Великий ботаник сказал тогда: «Скрестить пшеницу с пшеницей всякий может. Вот если бы найти для нее более сильного производителя, тогда другое дело…»
— Слова Мичурина, сказанные вскользь, натолкнули меня, молодого агронома, на поиски такого растения. Пырей — дикий сорняк, обладающий необычайной «природной силой» и названный в народе «огонь полей», привлек мое внимание. Однажды в совхозе «Гигант» я обнаружил не виданную раньше форму пырея. И вскоре в Сальских степях родились первые пшенично-пырейные гибриды.
С тех пор прошло много лет. Академика Н. В. Цицина давно уже называют «академиком пшеницы». В его лаборатории вдоль стен стоят снопы. Их много. Они прижимаются друг к другу, будто им тесно здесь…
— Это, — показывает Николай Васильевич, — новые сорта, которые мы сдали в государственное сортоиспытание. Вот, например, яровая пшеница «восток». В 1963 году в Кустанае ее высадили на площади две тысячи гектаров, а в 1964 году — уже на двадцати тысячах гектаров. По скороспелости ей нет равных в тех районах. Она созревает на 10–12 дней раньше, чем другие сорта. Урожаи хорошие.
На своих полях мы получали до 35 центнеров с гектара. А вот пшеница ППГ-48 — озимая. Она отличается крупным зерном. Рядом снопы крупнозернистых пшениц ППГ-172 и ППГ-173. Они испытываются на целине.
Фондовая оранжерея Главного ботанического сада РАН им. Н. В. Цицина.
Николай Васильевич показывает два мешочка. В них крупные, прозрачные зерна. На этикетке написано: ППГ-391 и ППГ-374. Это гибриды, которые относятся к «сильным» пшеницам.
— Мы ежегодно можем сдавать один-два сорта в госсортоиспытание, — говорит ученый.
— И ничего удивительного в этом нет. У нас в «Снегирях» апробируются сотни готовых сортов… Нас, селекционеров, призывали к тому, чтобы мы выводили сорт за два-три года. Я уверен, что создать по-настоящему хороший сорт за это время невозможно. Иногда нужно работать десятки лет. Другое дело, если есть большой задел. С пшенично-пырейными гибридами у нас дело налажено. Одни сорта сдаются в госсортоиспытание, с другими проводятся эксперименты, третьи только начинают зарождаться… У селекционера должен быть конвейер. Задел — вот что главное!