Но когда зверьки полезли на сушу, Вася вгляделся — и в панике кинулся наутек. Они были шестилапыми. На ушастых головах были надеты маски, на спине каждый имел что-то вроде ранца с хвостом.
Корнейчук хотел спросить у рыбы, что это еще за чудо, но рыба пропала. Очевидно, улетела в лес и спряталась за деревьями.
Зверьки выбрались на берег и стали совещаться. Голоса у них оказались пронзительные и писклявые. Один, покрупнее, которого Корнейчук посчитал главным, стоял на четырех лапах, размахивая двумя передними. Когда он отдал команду — Корнейчук не уследил, но шестилапые гости мигом разбежались в разные стороны.
Главный медленно пошел к Корнейчуку, не доходя метров трех, присел и зашипел.
Корнейчук не знал, что умеет бегать так быстро и прыгать так далеко.
Споткнулся он не о бурелом и не о кочку, а о Васю, залегшего в малиннике.
— Леонидыч, ты? Пошли отсюда, пошли скорее, — запричитал Вася. — Ты дорогу знаешь, я-то не знаю! Идем, слышь?
Корнейчук знал, что Вася прав. Но у озера остался рюкзак с кучей добра.
— Погоди, может, они отсюда уберутся, — сказал он. — Чего они тут забыли? Заблудились, наверно…
— Ага, заблудились! Сейчас еще что-нибудь сверху шмякнется!
Вася оказался прав — шмякнулось. Правда, не в озерцо, а на берег.
Это была мудреная конструкция из палок, тросов и натянутых между ними полотнищ, по виду — из металлизированной ткани. Величиной она была с трехэтажный дом. Но из нее никто не вылез.
Корнейчук и Вася глядели на нее из малинника и недоумевали. А вот шестиногие гости подошли к ней, разглядели, посовещались и начали быстро-быстро разбирать.
— Что это они затеяли? — спросил озадаченный Вася.
— По-моему, строят навес…
— Так они тут жить собрались?
— Похоже на то. Ты прав — надо убираться. И вызывать сюда МЧС. Пусть они разбираются.
— Да! Да!..
Странный скрип заставил их замолчать. Скрипело совсем близко.
— Вась, глянь, что там, — велел Корнейчук. И Вася на четвереньках пополз смотреть, хотя мог ответить прямо: чего командуешь, ты мне больше не начальник, смотри сам.
Мгновение спустя зашуршали кроны ближних осин.
— Ни фига себе… — прошептал Вася.
Дерево стало крениться.
А потом раздался тихий и проникновенный вой.
Решив, что пришли волки, которых вообще-то в этих краях уже лет полтораста не видели, Вася вскочил на ноги, чтобы убежать, и увидел за кустами полянку, на которой хозяйничала лиловая рыба. Она согнула одну крепкую осину, как-то зацепив ее верхушку за пенек, и плыла по воздуху к другой, с тем же намерением. При этом рыбина скорбно подвывала, а черная загогулила с пропеллером сидела на пне и молчала.
Вася вернулся к Корнейчуку и доложил, что рыба спятила. А Корнейчук уже вроде с ней даже подружился. Очень ему не понравилась эта рыбья деятельность, и он пошел разбираться.
Интуиция не подвела — рыба затеяла самоубийство. Она уже привязала левую заднюю лапу к верхушке согнутой осины и теперь накидывала петлю на правую, чтобы, затянув узел, прицепить ее к другой осине.
Корнейчук, собравшись покинуть бизнес и семью, снарядился отлично. У него висел на ремне дорогой лезермановский мультитул, в котором было все для лесной жизни, включая стропорез.
Он вовремя перерезал тонкие шнуры, которые неизвестно где раздобыла рыба — возможно, вытащила изо рта, как и все свое имущество.
— Ты что ж это творишь?! — строго спросил Корнейчук, — Умом тронулась… тронулся… тронулось?.. Жить надоело?
— Жить надоело, — ответила загогулина. — Жить нельзя. Перед смертью спел и ухожу.
— А почему?
— Жить нельзя. Не имею права.
— Что ты натворил?
Загогулина сразу не ответила.
— Мало слов, — наконец сказала она. А рыба закрыла глаза кулачками. При этом внутренности завели хоровод.
В небе загудело, Корнейчук и Вася задрали головы. Прямо в озерцо летел серый шар с черными пятнами. Рыба тихо взвыла.
— Слов мало, говоришь? Сейчас их будет много, — грозно сказал Корнейчук. — Кто все эти? Какого беса они тут, в лесу, ищут?
— Не имею права жить, — ответила рыба. — Нужно уйти.
Из кустов выскочил шестиногий гость. Видимо, он уже имел дело с черной загогулиной, потому что именно к ней обратился с гневным писком. Загогулина ответила скорбно и жалостливо. Шестиногий повернулся к Корнейчуку, как-то сразу определив в нем главного, присел на всех ногах сразу и тихо зашипел. Теперь уже было понятно: это он обращается с уважением. Потом сердито запищал, адресуясь к рыбе, и протянул когтистую лапу. На лапу опустилась загогулина, шестиногий повозился с ней, настраивая и регулируя, и она тут же перевела его писк на понятный Васе с Корнейчуком язык.