Выбрать главу

“Неужели?..” — обожгло вдруг страшное подозрение.

Я встал и начал ходить из угла в угол. Какая чепуха! — говорил я себе. — Какая нелепая мысль! Как они могли появиться на корабле? Вздор! Просто в последнее время расшалились нервы, и мне стала мерещиться всякая чертовщина.

Снова сел за клавишный столик и, чтобы успокоиться, решил продолжать труд о це­феидах. Но работа не клеилась. Это было вчера. А сегодня еще раз попытался, но безуспешно. И вот вместо научного труда на новом кристалле я пишу сейчас этот странный днев­ник-самоанализ.

В каюте раздался трехкратный мелодичный звон. Я взглянул на часы. Через полтора часа начнутся на корабле новые сутки. Через полтора часа спать… А сейчас по традиции все члены экипажа собираются в кают-компании. Мой помощник Али-Ан сделает доклад о событиях прошедшего дня. После этого все станут высказывать свои мнения, строить планы на следующий день. А под конец Лари-Ла будет рассказывать свои забавные, веселые истории.

Мне всегда нравились эти вечера в кают-компании. Но сегодня, впервые за много лет мезкзвездного полета, не хотелось идти туда. Но идти надо…

…Сейчас члены экипажа спят. Один лишь я нарушаю режим. Вернувшись из кают-компании, снова сел за клавишный столик, чтобы записать все, что там произошло сегодня вече­ром.

Когда я вошел в кают-компанию, все уже сидели в креслах.

— Как самочувствие, капитан? — послышались участливые голоса.

Я успокоил всех, сказав, что отдохнул хорошо и что самочувствие, как всегда, отличное.

— Начинайте доклад, — обратился я к Али-Ану.

Али-Ан встал, вышел на середину каюты и с минуту молчал, собираясь с мыслями. Я уважал этого поразительно хладнокровного пилота, умного и волевого. Высокий и стройный, он был бы красив, если бы не сухое и несколько надменное выражение лица. В противоположность Лари-Ла и Сэнди-Ски, он был постоянно строг и серьезен Лишь изредка на его бледных губах появлялась тонкая улыбка, острая, как клинок. И вообще Али-Ан сух, холоден и логичен, как учебник геометрии. Никаких эксцентричностей, никаких причуд, как у Сэнди-Ски. Но и взлетов никаких. “Именно такие, как Али-Ан, были лучшими образцами для молодчиков Вир-Ви­а­на”, — подумалось мне. Но я отогнал эту вздорную мысль.

— Сегодняшний день, — начал Али-Ан, — самый знаменательный, переломный в нашей экспедиции. Мы произвели квантовое торможение на дальних подступах к планетной системе — цели нашего полета Все члены экипажа чувствуют себя удовлетворительно Механизмы и приборы в полной исправности. До орбиты самой близкой к нам планеты осталось около десяти дней полета на межпланетной скорости. Скоро мы будем готовиться к посадке на планету. А на какую планету — об этом полезно выслушать мнение планетолога Сэнди-Ски.

Вот и все. Али-Ан, как всегда, краток и точен

Сэнди-Ски встал и начал крупными шагами ходить по кают-компании. Я посмотрел на его горевшие вдохновенные глаза, на его оживленное лицо и ничего подозрительного не нашел. Мне стало стыдно за свою мнительность.

— Нам повезло, — остановившись, за­гово­рил Сэнди-Ски. — Чертовски повезло. Я просто не ожи­дал, что мы найдем здесь такую необычайно сло­ж­ную и богатую систему. Вокруг центрального све­тила вращаются девять планет. Девять! Многие из них имеют спутни­ков.

Жестикулируя, Сэнди-Ски кратко, но живо­пис­но охарактеризовал каждую планету. Он еще боль­ше оживился, когда стал под конец расска­зы­вать о “жемчужине” системы — о планете Голубой.

Я с любопытством взглянул на нашего био­ло­га и врача Лари-Ла. Как он воспримет весть о бо­га­той биосфере планеты Голубой?

Добродушный толстяк Лари-Ла обычно не си­дел, а полулежал в глубоком кресле в свободной и ленивой позе Но сейчас он, упираясь руками в под­локотники, привстал и с живейшим интересом слу­шал планетолога.

— Что? — прошептал он. — Зеленая расти­тель­ность? Органическая жизнь?

Наконец он вскочил и начал смешно кру­жить­ся вокруг Сэнди-Ски.

— Это же здорово! — воскликнул Лари-Ла, размахивая руками. Хлопнув по плечу Сэнди-Ски, он сказал: — Ну, дружище, ты меня обрадовал. Наконец-то я займусь настоящей работой. Как я устал от безделья!

Лари-Ла и в самом деле изнывал от безделья. На корабле никто не болел. И ему никак не удавалось обогатить медицинскую науку открытием новых, “космических” болезней. К теоретической работе он не имел особой склонности и все дни только и делал, что писал у себя в каюте своеобразный юмористический дневник, напичканный разными анекдотами, забавными случаями и происшествиями Мы иногда смеялись над тем, что к моменту возвращения на Зургану у нас будет не только серьезный, академичный бортовой журнал, записываемый в памяти главного электронного мозга, но и дневник Лари-Ла, рисующий нашу экспедицию в весьма своеобразном освещении.