Все остальные девушки, окружавшие Аню, работали бухгалтершами, машинистками и секретаршами. Все они были молоды, нарядно одеты, ходили только компаниями и напоминали Ане стайки маленьких разноцветных рыбок. Водились они в основном в одном большом кабинете. Был еще загадочный отдел специальных женщин, которые читали и конспектировали зарубежную прессу, но они работали только до двух часов дня, поэтому считались отщепенками даже по меркам технического персонала. МИД просыпался после четырех вечера, когда начинал брезжить конец рабочего дня и все становились расслабленнее и игривее.
Большую часть времени девушки-рыбки просиживали в своем большом кабинете за шкафом, где обсуждали разные жизненные неурядицы и пили чай с конфетами. Иногда они делали что-то по работе, но это считалось почти дурным тоном – хорошим было ускользнуть из сетей любых трудовых обязанностей. Некоторые из них курили. Курилка располагалась на лестнице с огромным окном в пол, возле которого зимой было очень холодно. Аня тоже курила и потому ходила на лестницу со всеми. Девушки-рыбки вообще быстро приняли ее к себе. Сидеть вместе с ними за шкафом и слушать разговоры было самой приятной частью Аниного рабочего дня. Ее завораживало то, о каких простых житейских вещах они говорили.
Большинство девушек в департаменте были свободны, поэтому все их разговоры вращались вокруг двух целей: выйти замуж за дипломата или уехать в заграничную командировку и там выйти замуж за дипломата. День-деньской они обсуждали, не появилось ли свободное местечко где-нибудь в посольстве и как близко от второго секретаря Иванова кто-нибудь из них оказался в лифте.
Проблема заключалась в том, что средний возраст женихов в их департаменте был около пятидесяти, и это заметно сужало фронт. Была и другая проблема: возраст никак не сказывался на игривости – пожилые дипломаты обожали кокетничать с девушками-рыбками, а тем приходилось по инерции кокетничать в ответ. Сложно проявлять избирательность, когда флирт лежит в основе трудового поведения.
Нестарых дипломатов в департаменте было четверо, и девушки-рыбки интересовались в основном ими. Самой выгодной партией считался куратор Аниной практики – молодой и подающий надежды дипломат, который в свои тридцать три уже был первым секретарем (по меркам МИДа – головокружительная карьера). Вторым в очереди был серьезный мужчина с темными романтическими кудрями, напоминавший Ане постаревшего Ленского. Третьим – добродушный пухлый дядечка, Аня знала про него только то, что он несколько лет провел в Зимбабве, где заболел малярией. Четвертый был самый молодой и таинственный – про него ходили слухи, будто он сделал что-то настолько непозволительное, что его даже понизили из второго секретаря до третьего (по меркам МИДа – страшная кара). На девушек-рыбок он смотрел так плотоядно, что они моментально заливались краской и хихикали. Ане в его присутствии было неуютно. Постоянно казалось, будто с ней что-то не так – волосы торчат или блузка неаккуратно заправлена.
Анина работа заключалась в том, что она сидела в крохотной каморке в полуподвальном помещении и отвечала на телефон. Телефон трезвонил беспрерывно: в основном это были люди, которые не смогли дозвониться в справочную. Аня всегда любезно и иногда подолгу с ними разговаривала – кроме этого и посиделок за шкафом, развлечений у нее не было. В ее каморке стоял допотопный компьютер с интернетом через диал-ап, на котором любой сайт грузился по нескольку минут, – впрочем, у нее хотя бы был интернет, а больше никто похвастаться этим не мог. Учитывая, что Аня работала в департаменте информации и печати, такая корпоративная политика вызывала вопросы.
Помимо ответов на звонки, Аня помогала дипломатам с аккредитацией иностранных журналистов. Дело это было совсем непыльное: всего-то заполнить пару бумажек. Почти все дипломаты справлялись с этим сами (поток документов был крохотный), кроме одного. С первого дня Аниного появления в департаменте он прицепился к ней как репей. Звали его Борис Борисович, он был пожилой, вальяжный и преисполненный явно избыточной мудрости, которую очень стремился Ане передать. Принося ей документы на аккредитацию, он не оставлял их на столе, а становился за Аниной спиной, положив руку на спинку ее кресла, и пристально следил, как она их заполняет. Иногда он склонялся над Аней (всегда чересчур низко) и указывал своим коротким пальцем на ошибку. Он без конца звонил на телефон, стоявший в ее кабинете, и вызывал Аню к себе. Однажды, строго оглядев Аню с ног до головы, он назидательно сказал, что ей как будущему дипломату ходить в джинсах не полагается. В другой раз подарил ей пригласительный на праздник в посольстве Индии (Аня потом долго ломала голову, не намекал ли он на совместный поход). В третий раз он неожиданно ударился в воспоминания и, ностальгически глядя в окно, сообщил, что на кожаном диване, на котором сидит Аня (и куда он сам ее определил, несмотря на стоящий перед его столом стул), однажды сиживала Маргарет Тэтчер.