Позади нее никого не было. Майя сидела на своей кровати, погруженная в книжку. Солнечный свет заливал камеру, и все было таким безмятежным и спокойным, как утро после шторма.
Аня схватилась руками за край раковины, чтобы не упасть: ей казалось, она сейчас потеряет сознание. Майя подняла на нее глаза, и Аня отстраненно наблюдала, как ужас на ее собственном лице сообщается Майиному.
– Ты что, Аня? Тебе нехорошо? Тебе помочь?
Майя подскочила к ней и, поддерживая за руку, посадила на кровать.
“Я схожу с ума”, – подумала Аня, глядя на Майину ладонь в своей. Пальцы у нее были совершенно обычные.
– Ты сейчас ко мне подходила? – спросила она и сама удивилась, как издалека прозвучал ее голос.
– Что? Когда?
– Вот сейчас, когда я у раковины стояла. Ты подходила ко мне?
Майя бегала по ее лицу тревожными глазами.
– Ты чего, Аня, я же на кровати сидела. Ты возле этой раковины всего пару секунд стояла и вдруг чуть не упала. Что случилось?
– Голова закружилась.
– А почему ты спрашиваешь, подходила ли я к тебе? Тебе что-то померещилось?
Аня помотала головой.
– Может, врача позвать? – спросила Майя. Она все еще держала Аню за руку и смотрела испуганно.
– Нет, нет, мне уже лучше. Просто что-то нехорошо стало. Я посижу немного, и все пройдет.
– Может, чаю? Или воды?
– Все в порядке, просто надо посидеть.
Майя неуверенно отошла и села на свою кровать, но Аня чувствовала, что она продолжает озабоченно поглядывать на нее из-за книжки.
Со мной что-то случилось, думала Аня тем временем. Два кошмарных видения за два дня, одно из которых еще и очевидно наяву, было чересчур. С Аней, в принципе, никогда не случалось ничего подобного. Она была приземленным человеком – без галлюцинаций, экзальтированных озарений и мистических историй, которые любят рассказывать дети на ночь. О том, что сон можно не отличить от яви, она читала только в книжках и никогда в это не верила. То, что за два дня ей померещилось столько чертовщины, пугало ее даже больше, чем чертовщина сама по себе – ведь это свидетельствовало прежде всего о том, что с ней что-то не так.
Аня украдкой бросила взгляд на Майю. В ней, как и в Ире накануне, сейчас невозможно было распознать ничего сверхъестественного. Да и вообще все вокруг казалось обыденным до невозможности: каркасы кроватей, блестевшие на солнце, помятая пачка печенья на тумбочке, разбросанные по Дианиной кровати фломастеры. Ане оставалось только недоумевать, как это место, исключавшее любую тайну, могло породить у нее какие-то видения.
Постепенно ее сердце перестало лихорадочно биться, и Аня перевела дух. Почти сразу же пришел стыд: Аня представила, как пойдет в душ, а Майя будет рассказывать сокамерницам, как она чуть не упала в обморок. Впрочем, обморок был еще не самым страшным – главное, чтобы никто не узнал, что творилось в этот момент у Ани в голове.
Ее соседки вернулись из душа свежими и счастливыми. Даже Наташа улыбалась и выглядела примиренной с жизнью.
– Пойдете? – спросила у Ани лисья девушка.
– Еще бы, – сказала она и встала. Хотелось поскорее смыть с себя то, что произошло.
– А вы?
Майя трагически покачала головой.
Душ оказался напротив. Вход в него загораживала обычная для этого места решетчатая дверь, за которой виднелся маленький предбанничек. Из предбанничка вела дверь поосновательнее, а за ней обнаружился и предбанник побольше. Пропустив Аню внутрь, лисья девушка замкнула решетку и через нее сказала:
– Когда закончите, позовите, я вас выпущу.
Аня закрыла за собой следующую, основательную дверь и вздохнула. Ее поразило, что впервые за двое суток она оказалась совсем одна. Аня присела на стоявшую здесь лавочку и уткнулась головой в колени. Странно: она совсем не замечала особой тяготы в том, чтобы постоянно находиться в камере с соседками, но только теперь, сидя в тишине и в одиночестве за несколькими дверями, она впервые чувствовала себя расслабленной.
В душе оказалось сумрачно и холодно, зато на удивление чисто. Кафельная плитка на стенах мерцала голубоватым светом, льдисто поблескивали новенькие краны. Сквозь приоткрытую форточку доносился уличный шум. Аня выглянула в окно – эту сторону здания ей не было видно ни из камеры, ни из столовой. Забор спецприемника начинался через несколько метров, все пространство от стены до него заросло густым высоким бурьяном. Сразу за забором пролегали трамвайные пути, и мимо ехали, громыхая, трамваи – Аня видела только их усы, торчащие из-за забора. Шпарило солнце, пели птицы, кричали дети. Казалось удивительным, что снаружи буйствует такое сочное, ослепительное лето, а она находится здесь, в глухом кафельном мешке.