— Простите, — начала оправдываться я. — Наш разговор прервался, а потом я была за рулем. Сами видите, что на улице творится.
И я кивнула в сторону улицы, где все еще шел снег.
— Про какого свидетеля Вы мне говорили?
— Алик, — окликнула я своего помощника.
Он в ответ поднял руку, показывая мне, что все понял. Я пригласила инспектора в кабинет.
— Хотите кофе? — поинтересовалась я по дороге.
— Хочу, — заявил инспектор.
Кот все еще сидел в коридоре. Бедняга был на распутье — пробиваться обратно в лавку или следовать за нами. Заметив, что мы миновали кабинет и направились в сторону кухни, он принял решение, и, не успел инспектор плюхнуться за стол, как кот уже сидел на соседнем стуле, зевал и жмурился. Я насыпала ему сухариков, проверила воду в миске и начала молоть кофе. Инспектор дождался, когда замолчала кофемолка и повторил свой вопрос про свидетеля.
Я вздохнула. Положение мое было не из приятных. Инспектор, конечно, был мне друг, но он, прежде всего, был полицейским и истина для него была дороже, особенно, если дело касалось убийства. С другой стороны… Но про Люсю я уже объясняла.
— Знаете, Норман, — медленно начала я, не сводя глаз с турки на плите. — Я, похоже, ошиблась со свидетелем.
Последнее я сказала неожиданно для самой себя.
— Но у меня появились идеи, — миролюбиво продолжала я, снимая турку и разливая кофе по чашкам.
— Не крутите, Дженни, — предостерег меня инспектор, ища глазами сахарницу, но, видимо вспомнив, что ни я, ни Алик сахар в кофе не спускаем, вздохнул. Я достала из шкафчика коробку рафинада.
— Алик специально для Вас купил, — объяснила я инспектору.
Тот обрадовался, набухал себе в чашку три или четыре куска и начал их размешивать.
— Так какие Вы мне предоставите идеи вместо свидетеля?
— Надо проверить, не меняла ли или не составляла ли Софья Креченская завещание в последнее время. И еще, не делала ли она каких-нибудь странных финансовых операций.
— Почему и каких таких операций?
— Ну, Вы же сами говорите, что она подозревала мужа в том, что он ее травит, следовательно, на всякий случай, она должна была подстраховаться и сделать так, чтобы ему либо не за чем стало ее травить, либо, чтобы ему ничего не досталось.
— Разумно, конечно, — как мне показалось с усмешкой сказал инспектор. — Только опоздали чуть, мы уже…
Он не договорил потому, что я его перебила:
— Смотрите, Норман, Софья написала письмо, в котором прямо обвиняет Володю в том, что он ее постепенно травит, причем, письмо получено после ее смерти, и ни на письме, ни на конверте нет отпечатков пальцев. На бутылочке с лекарством, кстати, тоже отпечатков нет. Если Вы проверите счет или счета Софьи, то я могу поспорить, что за последнее время она сделала все возможное, чтобы Володе досталось как можно меньше или вообще ничего не досталось при…, - я запнулась.
— При ее смерти, — закончил за меня инспектор.
— Или разводе, — дополнила я.
— Что Вам известно?
— Доподлинно ничего, поэтому я и предлагаю Вам поработать с ее бумагами. Интересно, у них был общий счет?
— Не знаю еще точно, — ответил инспектор. — Один есть, а про другие пока наводим справки. А почему Вы так уверены, что она что-то предпринимала перед смертью?
И напомнил мне:
— Дженни, это убийство, и Вы обязаны делиться информацией со следствием.
— Я и делюсь.
— Вы пока пытаетесь использовать меня, — объяснил он мне.
— Ну хорошо, только не делайте поспешных выводов, пожалуйста.
И я рассказала ему про Анну, ребенка и телефонный звонок двухмесячной давности.
— Ну Вы даете, Дженни, — выдохнул инспектор, когда я закончила.
— Почему?
— Да потому, что эта Ваша Анна вполне может быть убийцей или соучастницей!
Он начал вставать.
— Постойте, — попыталась я его удержать. — Теоретически, конечно, но…
— Никаких «но», — отрезал инспектор, поблагодарил за кофе и пошел к выходу.
Я не пошла его провожать. Меня грызла совесть. К тому же зазвонил мобильник.
— Привет, — поздоровалась Люся. — Ты что ей там наговорила?
— Ты знаешь, что она звонила Софье и сообщила ей о ребенке?
Люся помолчала, потом сказала:
— Дура! Я же говорила, что она — дура.
— Но дура с ключом от дома и ребенком от мужа! — закончила я за нее.
— И ты, конечно, обязана сообщить полиции!
Люся знала правила игры, и это немного облегчало объяснение с ней.
— Уже сообщила. Меня инспектор только что на дому допрашивал.
— Ее арестуют?
— Не знаю. Я ему все рассказала. Не думаю, что это она ее прикончила, но там есть обстоятельства, которые позволят им ее крепко подозревать.