Димитрос сидел на лежаке, спустив ноги на пол, откинувшись спиной к оштукатуренной стене. Он принял стакан с водой из рук Алекса, отпил воды и с благодарностью взглянул на него.
– Поймите, Алекс, для меня это была полная катастрофа. Очень рано я понял, что лоза и вино – это мое призвание. Еще мальчишкой все детство я проводил на ферме с отцом и старым Христосом. Я вырос на земле, мои руки помнят каждую лозу, каждую ветку оливы на нашей ферме, – он отпил еще глоток, помолчал, вспоминая, и продолжил: – Потом отец отправил меня в Университет, учиться. Я мечтал вернуться каждый день. И однажды я вернулся домой! Я многое узнал и понял: как оживить старый виноградник, как добиться хорошего урожая, как сделать прекрасное вино! И три года я работал не покладая рук! Трудился как проклятый! Самые счастливые три года в моей жизни, Алекс! Теперь все кончено…
Руки его дрожали, он поставил стакан с водой на пол, чтобы не расплескать.
– Ну-ну! С чего это вы взяли? – произнес Смолев успокаивающим тоном, внимательно выслушав арестанта. – Ничего вообще еще не кончено. Даже и не начиналось. Давайте так: вы мне ответите на мои вопросы, а потом я скажу, что мы все вместе будем делать, хорошо?
– Спрашивайте, – безучастно согласился Димитрос.
– Хорошо. Скажите мне, ваш отец как-то объяснил вам причину продажи виноградника и фермы?
– Нет. Он очень сердился, когда я пытался добиться от него ответа на этот вопрос. Я был совершенно растерян и подавлен, не понимал, что происходит. Незадолго до смерти отца мы снова поругались: я требовал, чтобы он объяснил, что кризис – не причина; кризис у всех, но мне казалось, что тогда уж лучше продать виллу. Отец пришел в ярость, и мы крепко повздорили. До самой его смерти мы больше не общались. Я очень жалею об этом. Не могу себе простить, что мог явиться причиной смерти отца, – Димитрос в отчаянии обхватил голову руками.
– Не думаю, что в этом ваша вина, Димитрос, – рассудительно сказал Алекс, покачав головой. – Другими словами, вы не знаете реальной причины, побудившей вашего отца продать виноградник?
– Нет. Да и теперь – не все ли равно? – молодой грек махнул рукой и снова обхватил голову.
– Ясно. Теперь послушайте меня внимательно, Димитрос. Первое: я уверен, что вы не убивали Константиноса. Второе: я нашел в деле много нестыковок, которые помогут снять с вас подозрения в убийстве. Третье: вам необходимо дать показания. Вы совершенно напрасно избегаете диалога с инспектором. Пусть он погорячился, но без сотрудничества с местной полицией добиться для вас освобождения будет крайне сложно. Самое важное: вы должны вразумительно объяснить нам, откуда отпечатки ваших пальцев на ноже для писем?
– Спасибо вам, Алекс! – с чувством сказал Димитрос, протянул руку, и Алекс крепко пожал ее. – Если бы не вы… Отпечатки на ноже, но это же очевидно! Это моя работа. После продажи виноградника с фермой я помогал маме на вилле. Дел всегда много, девчонки всего не успевают. Мы готовились к новому сезону, многое поменяли, обновили, так сказать. По мелочам, конечно, освежали внешний вид. Занавески, стулья, кое-где отремонтировали мебель, новые скатерти в ресторан, салфетки, кофейный сервиз… А насчет ножей для писем: мы закупили и во всех номерах поменяли письменные приборы. Убрать старые хотел еще отец, им было уже лет по десять, но не успел… Я сам их привез и разложил по номерам. Естественно, что на них на всех мои отпечатки пальцев!
– То есть, во всех номерах новые письменные приборы? – уточнил Алекс.
– Ну да, старые я собрал в ящик и куда-то убрал, не помню, – смутился Димитрос, – Я, кажется, тогда был не совсем трезв… Спасибо, что верите мне, Алекс. Я ненавидел этого невесть откуда взявшегося родственника, но я его не убивал!
– Я верю вам, – кивнул Смолев и продолжил. – Еще один вопрос. Я случайно стал свидетелем вашего разговора с Марией утром на следующий день после ужина с барашком. Я, безусловно, верю в любовь с первого взгляда, но мне показалось, что все произошло уж как-то слишком быстро. Вы не хотите мне ничего сказать? Это может быть важно.
– Вы правы, Алекс, – смущенно улыбнулся Димитрос. – Мы с Марией знакомы еще с университета. Ну, знаете, студенческая тусовка. Хотя, когда она поступила на первый курс, я был уже на четвертом. Мы встречались в компаниях, на дискотеках. Я-то сразу влюбился. Но очень сильно переживал, что она не сочтет меня достойным, – Димитрос сделал неопределенный жест рукой в воздухе. – Я имею в виду, что у нее богатые родители, огромное поместье в Тоскане, одних виноградников десятки гектаров. Ну, вы понимаете, о чем я… Отец ее – известный винодел, его вина три года подряд занимали призовые места на Международной сельскохозяйственной выставке. Да и в роду у них, если поискать, десяток графов да герцогов точно наберется… Она со смехом всегда об этом говорила, но мне было не до смеха… – Димитрос яростно потер лоб и взволнованно продолжил рассказ. – А тут я, грек, да еще с острова, семь поколений семьи Аманатидисов жили на острове, все рыбаки или крестьяне, как на грех, ни одного графа, – снова улыбнулся он грустно и потянулся за стаканом.