В этот мирок и окунулся А. Г. Ларсен. Вероятно, точнее будег сказать, погряз в нем. Хотя, направляясь к Юнсену, али, как он его называл, Бьёрну, А. Г. не пытался преодолеть болото, а всего–навсего пересекал площадку, многое указывает на то, что слово «погряз» как нельзя лучше отражает смешанные чувства, сопровождавшие Арне Гуннара Ларсена на его жизненном пути в эти короткие зимние месяцы прошлого года. Он явственио ощущал свою сзязанность по рукам и ногам, во продолжал погружаться в новый для себя мир, состоявший аз Юнсеновой гостиной, зидеомагнитофона, телевизора и Илвы © Малыпюм на диване. Может, ему казалось, что он обрел наконец дом? Едва ли. Скорее У него было чувство, что он «влип».
А жизнь его текла своим чередом. А. Г. был по–прежчему увлечен работой, архитекторской и чиновничьей, занят поисками реальных решений а реальном мире, проектированием завтрашнего жилья для простого народа, он служил посредником, третейским судъей между идеалистами архитекторами и циниками производственниками. И еще А. Г. бегал. Бегал трусцой з удивительной тишине Румсоса. Все в том же неторопливоем темпе, так же одержимый идеей здорового образа жизни и радующийся своему зыносливому телу. В румсосском центре, в зале «Б», он присутствовал на собраниях рабочей партия. Он много думал о проблеме размещения ракет, по которой у А. Г. и его единомышленников были разногласия с руководством партии. Он считал ее важнейшей проблемой современности и с удовлетворением отмечал, что дебаты, проводившиеся зв небольших ячейках рабочей партии, оказывались существенными не только для Норвегии, но и для событий за ее пределами. Решения, принятые демократическим путем социал–демократической партией в одной из североевропейских стран НАТО, имели, неожиданно для многих, сильный резонанс. А. Г. тем более радовало другое: кажется, получали наконец признание политические взгляды его поколения — нохоже было, ош тольво тецерь постиг подлинную ценность движения, к которому когда–то совершенно осознанно примкнул.
Он придавал большое значение политическим спорам с товарищами по партии, в том числе неофициальным, происходившим до и носле собраний, и если бы его тогда спросили, какое из февральских событий 1983 года он считает самым важным, он бы без колебаний ответил: выборы делегатов на ежегодную конференцию рабочей партии в Осло, на которой эта партия, имеющая наибольшее представительство в муниципальных советах, должна была познакомить общественность со евоей позицией по ракетной проблеме. Одновременно А. Г. и «влип». То есть вступил в гостиную Юнсенов на правах друга семьи.
Он вступил туда в скромном, неприметном платье служащего. При неизменном галстуке. Худощавое лицо, на котором уже оставила свои отметины жизнь. Жидкие волосы с проплешиной. Но тело тренированное, выносливое. Кстати, описание его как человека ординарного, неприметного, выносливого принадлежит самому А. Г. — он не претендовал на большее. Пусть, мол, принимают его таким, какой он есть. Да! Пусть принимают его таким, какой он есть! Он стал вхож в Юнсенову гостиную. Довольно часто он приносил с собой букет цветов для фру Илвы. Или коробку конфет в Дом. Он из тех мужчин, что приходят е подарками. Юнсены принимали подарки, поначалу как будто с усмешкой (его светскость забавляла их), но потом подношения превратились в своега рода ритуал. Время от времени он заранее объявлял, что хочет устроить обед, и тогда сам покупал продукты. Вырезку. Салат. Красное вино. В дом вошел благодушно настроенный чиновник средних лет.
Семейной паре, к которой он «вошел в дом», было за двадцать. Продавец, бывший хоккеист, и его жена, домохозяйка. Бьёрн всегда был одет безукоризненно и в то же время раскованно — само собой разумеется, по последней моде. Даже в домашней обстановке он, как и Илва, носил модную. одежду. Тина «сегодня–вечером–мы–никуда–не–идем». Подчеркнуто небрежную и самую элегантную, какую могла предложить швейная промышленность массовому потребителю. А. Г. никогда, ни единого разу, не заставал кого–нибудь из них одетым неряшливо. То же относилось и к квартире. Она веегда была ухожена и в порядке. Вылизана. Чем разительно отличалась от той, чта запомнилась А. Г. со времен детства: ералаш, нищета, запах комбинезонов, зеленого мыла, сала… и постоянныи холод, которым тянет из окон и от невидимых щелей в стенах.
Итак, они собирались в гостиной вокруг журнального столика, раскованная молодая парочка и А. Г. со своим неизменным галстуком. Малыш тоже каждый вечер был тут: он лежал на диване, переодетый в пижаму и накрытый пледом, и засыпал под фильмы, которые показывал его отец. А. Г. в одном кресле, Бьёрн в другом, с Пультом управления в руках, Илва на диване, рядом с Малышом, как всегда, подмазанная — она листала иллюстрированные журналы или ходила туда–сюда, занимаясь мелкими хозяйственными делами. На экране вереницей плыли кадры.