— Не могу я больше терпеть, Ларсен. Надо увольняться. Не могу день за днем сносить издевательства, И все проглатывать. Я должен дать сдачи. Пусть Пратт получит по заслугам. В присутствии всех. А потом можно и уходить. С поднятой головой. Так я и сделаю, Ларсен. Вот увидишь, сделаю!
Это сбивчивое признание встревожило А. Г. Он начал увещевать Бьёрна, просил не терять рассудок.
— Ради бога, не поддавайся на провокацию. Если ты взыграешь, ты погиб. От тебя только того и ждут. Они же будут довольны. Ну, дашь ты Пратту пару оплеух или лягнешь в пах в присутствии всех, он же про себя порадуется. Потому что спихнет тебя с рук. Зато ты останешься без работы. В наше–то время, Бьёрн. Нельзя, ни в коем случае нельзя. Потерпи. Что бы они ни творили, ты должен терпеть. Должен держаться. Это ведь не может продолжаться до бесконечности. Со временем в магазине поймут, что тебя не выжить, и тогда им каюк. Тогда все станет на свои места. Запомни: тебя не могут вышвырнуть без каких–либо оснований.
— Но можно устроить реорганизацию. Пратт уже говорил об этом… А у вас в ОБОСе не нашлось бы для меня работы? — спросил Бьёрн. — 'Я бы взялся за что угодно.
— Бьёрн, — самым своим задушевным голосом произнес А. Г. — Я бы с удовольствием устроил тебя на работу, но не могу. Никак не могу. Если ты потеряешь самообладание, на меня не рассчитывай. Пожалуйста, пойми! (Но я буду иметь Бьёрна в виду, обещал он себе. Наведу справки и буду иметь его в виду, только сейчас лучше парня не обнадеживать. Впрочем, А. Г. огорчило то, что Бьёрн слишком уж полагается на него.)
Подошли Илва с Малышом. Илва пожаловалась на мороз, у нее закоченели ноги. Ничего удивительного, коль скоро она поехала на подледный лов в легких сапожках, едва ли предназначенных для этой цели. Решили возвращаться. Но прежде А. Г. запечатлел семейство Юнсенов на рыбалке. Вот Бьёрн с Малышом ловят рыбу в проруби, а Илва смотрит на них. Вот Бьёрн вытаскивает леску — без ничего, а Илва каждый раз восклицает: «О!», как будто на крючке громадная рыбина. Вот Бьёрн обнял Илву, Малыш прижался к ним обоим, и А. Г. включил камеру. Бьёрн прошептал что–то на ухо Илве, и Илва улыбнулась в камеру, которую А. Г. держал наготове и как раз в эту: секунду включил, и Илвина улыбка на камеру, после слов Бьёрна, почти убедила А. Г., что они в сговоре. Семейство Юнсенов на воскресной прогулке смиренно позировало человеку, которого они называли «Золотой рыбой», поенольку он вошел в их жизнь вроде крупного выигрыша по облигации. Они стояли вплотную друг к другу, как бы образуя единый фронт против А. Г., или Арне Гуннара, или, если угодно, Ларсена. Заговор, сговор, думал А. Г.; конечно же, Бьёрн и Илва заодно!
Они доехали до Холместранна, покружили по нему, заглянули не только на главную улицу, но и в переулочки, и в предместье с особняками, то есть побывали там, куда редко попадает кто–нибудь, кроме местных жителей, и под конец вскарабкались на гору, с которой открывался вид на залив. Ближе к вечеру они тронулись в обратный путь. Машину и теперь вел Бьёрн. «Ты ведь хочешь сесть за руль?» — спросил А. Г., и Бьёри занял место на переднем сиденье. А. Г. уселся рядом и начал, как утром, крутить кассеты. Илва с Малышом на заднем сиденье. В Санне они остановились у придорожного кафе, чтобы пообедать.
Найдя, куда поставить машину, Бьёрн запер «сааб», и они направились к кафе: Бьёрн, Илва, Малыш и Ларсен. Народу в придорожной харчевне было битком! Их встретили гомон, чад, звон тарелок и пар, подымавшийся от сырой одежды. Перед стойкой выстроились люди с подносами, заполненными едой, очередь потихоньку двигалась к кассе. Бегали взад–вперед дети, лаяли собаки, ходили уборщицы с огромными подносами, на которые они собирали объедки, торопились в туалет женщины со своими сумочками, пахло свиными отбивными и кислой канустой. Поискав, нашли свободный столик. Расселись.
— Сегодня `угощаем мы, тут же заявил нам Бьёрн.
— Да–да, радостно подхватила Илва. А. Г. показалось, что их лица светятся самодовольством. Ах, они хотят угостить его? Изображают, значит, что могут себе это позволить? Так сказать, услуга за услугу? Самонадеянные кретины. Лицемеры. Безумцы. Снимите свои маски, противно смотреть.
— Плачу я, — коротко бросил А. Г.
— Но теперь наша очередь, — запротестовал Бьёрн, сохраняя на лице то же самодовольное выражение, что у фру Илвы.
— Нет, отрезал А. Г.,сегодня плачу я. Кажется, ясно сказано: плачу я. И точка! — Он произнес эти слова довольно тихо, но внушительно. Настолько внушительно, что Бьёрн и Илва дрогнули. Они присмирели и больше не пытались возражать. — Что будем есть? — несколько успокоившись, спросил А. Г. Три свиные отбивные и детский стол, устраивает?