Попозже вечером А. Г., в своем ординарном, унылом костюме, при неизменном галстуке, позвонил к Бьёрну и Илве Юнсенам. Пройдя в гостиную, он расположился в привычном кресле, и Бьёрн пустил видеофильм, который прихватил по дороге с работы. Все как обычно. Бьёрн в одном кресле с Пультом управления в руках, А. Г. в другом, оба не отрываясь следят за жизнью американского города: улочки портового квартала, моросящий дождь и «дворники» на машине, в которой преследователи поджидают свою жертву, но вот машина срывается с места и жертва пускается бежать: — к спасению или в тупик, которым, может быть, заканчивается улица? На диване лежит, прикрытый пледом, Малыш в пижаме, он сонно смотрит на экран. Рядом сним Илва. Накрашенная девица. Неоднозначный предмет желаний. Деловая особа с обтянутым задом. Мальчик заснул, и она отнесла его в соседнюю комнату. Вернувшись, опять села с журналом на диван. Подала кофе. Налила сначала Бьёрну. Потом А. Г. Потом себе. В фильме улица действительно привела в тупик, и четверо мужчин выходят из автомобиля и приближаются к жертве. Час расплаты. Или все против одного. Бьёрн зачарованно смотрит на экран. Илва подавляет зевоту. А. Г. сидит у них, потому что сейчас так нужно.
Вернувшись в свою квартиру, он написал новое письмо «И.». Вот оно: «И. Только перешагнув порог первой молодости, начинаешь безмерно ценить преходящее, ценить красоту. Ты не представляешь, какой страстью может воспылать мужчина к тому, что воплощает собой женщина в расцвете юности. Как мне хочется, не таясь, говорить о твоих роскошных волосах, ниспадающих по щеке, о блеске твоих глаз. Я хотел бы живописать твой рот, твою шею. Смею ли я воспеть твое тело? Все то, чем я восхищаюсь со стороны? Лицезрение тебя причиняет мне боль, но я вынесу любые муки, лишь бы видеться с тобой. Л.».
На следующее утро — бросить письмо в почтовый ящик. Потом — в Хаммерсборг, где А. Г. Ларсена ждал рабочий день начальника планового отдела в крупнейшей норвежской компании по жилищному строительству. И домой, с пробкой на Тронхеймсвейен, когда А. Г. намертво застрял, пытаясь проскочить через развязку у Синсена. В тот день шел снег. В воздухе носились легкие снежинки, опять похолодало. После Синсена машин на дороге убавилось, и А. Г. на приличной скорости доехал до Гроруда, откуда свернул к Румсосу. Вот он добрался до дома. В толстом зимнем пальто, в перчатках, не снимая которых он открыл ящик и выгреб почту. Уже в квартире А. Г. просмотрел ее: и сегодня письмо от Илвы.
«Л. Ты видел меня в разных нарядах, не стану скрывать, что одежда мне небезразлична. Но тебе бы поглядеть на меня в дорожном платье, которое я еще ни разу не надевала. Я сижу тут вовсе не по своей охоте. Не смейся надо мной, если я скажу, что мои чувства несовместимы со здешней обстановкой. Потому что это истинная правда. И.
P. S. Не забудь выбросить письмо. В сортир его. Она же».
Итак, свершилось. Вчера промучившись неведением, ответит ли Илва, А. Г. и сегодвяшний день провел в не меньшем напряжении. Если она ответит, это будет означать, что между ними налажена связь. Связь в самом деле наладилась. С тех пор обмен письмами происходил ежедневно, кроме выходных. Перед работой А. Г. бросал конверт в ящик с надписью «Юнсен», Илва забирала его до прихода почтальона, прочитывала письмо и писала ответ, который опускала в ящик с надписью «Ларсен», то есть соседний со своим; к вечеру А. Г. забирал письмо вместе с прочей корреспонденцией и писал ответное, которое опять–таки опускал на следующее утро к соседям, чтобы Илва вытащила его до прихода почтальона. у
Писем этих болыше не существует. Условие об их немедленном уничтожении свято соблюдалось, не только самим А. Г., но и Илвой, в чем он убедился в определенный момент повествования, до которого мы еще ие дошли. Но А. Г. пересказал их мне. Он помнит их содержание иногда даже дословно, поэтому я сумел восстановить их. Сами понимаете, А. Г. нелегко дался его рассказ.
И мы начали переписываться. Каждый день я опускал письмо к ней в почтовый ящик, а вечером находил в своем ящике письмо от нее. Я писал Илве: «И. Меня обуревают страсти…» и «Смею ли я воспеть твое тело?..» и так далее и тому подобное, а она отвечала: «Тебе бы поглядеть на меня в дорожном платье, которое я еще ни разу не надевала».