Теперь оставалось только ждать. Вернувшись в тот день домой, А. Г. не увидел у Бьёрна света. Его окна оставались темными и около шести, когда А. Г. отправился на свою ежевечернюю пробежку, и через час, когда он прибежал обратно. В телевизионном обзоре текущих событий не прозвучало ничего нового по сравнению с тем, что уже появилось в газетах. Зато наутро А. Г. прочел, раскрыв «Арбейдербладет»: «Супруг сознался в убийстве пропавшей женщины. Это произошло вчера поздно вечером. С утра Бьёрна Юнсена вызвали на допрос и предъявили кое–какие улики, обнаруженные экспертизой в багажнике его автомобиля. После многочасового допроса муж раскрыл свои карты».
А. Г. оставалось только ждать. Проходил час за часом. В вечернем выпуске «Афтенпостен» была помещена фотография Бьёрна Юнсена, которого вводят в помещение суда по уголовным делам (обычная процедура для того, кто оказался в его положении). На снимке Бьёрн спрятал лицо, прикрыв голову курткой. Истекал час за часом. Наступил вечер, потом ночь, потом утро. Проходил час за часом. День за днем. Время хотя и медленно, но двигалось. И ничего не случалось. Так прошло несколько недель. По–прежнему ничего. Никто не звонил А. Г. в дверь. Или по телефону. Никто не наведывался к нему в контору, не звонил на работу, кроме как по делам, связанным с ОБОСом. Никаких намеков в печати на возможное сенсационное сообщение. Никаких намеков на неизвестного Соучастника. Никто не звонил в дверь. Никаких неприятных разговоров по телефону. Не появлялись двое сотрудников в штатском, чтобы предъявить ему обвинение. Ровным счетом ничего не происходило. Постепенно до А. Г. дошло, что он может вздохнуть с облегчением.
Он понял, что выпутался. Он даже ни капельки не испугался, когда начался судебный процесс. А. Г. был уверен, что Бьёрн ничего не скажет. И Бьёрн не сказал. Он ни единым словом не обмолвился о Ларсене, не попытался преподнести неправдоподобную историю о том, как уговорил соседа, начальника из ОБОСа, помочь ему избавиться от трупа. Он ни единым словом не выдал А. Г. Напротив, он, судя по сообщениям печати, весьма обстоятельно описал, как глухой ночью выволок тело из квартиры. Как хладнокровно подогнал машину в запретную для автомобилей зону, подвел к самому подъезду, потом стащил тело по лестнице и запихнул в раскрытый багажник.
После всего случившегося А. Г. не мог больше жить в Румсосе. Он довольно дешево уступил свою квартиру и переехал в один из стандартных домиков на южной окраине Осло, в Холмлиа, где проходит шоссе, ведущее через Швецию в Европу. Этот переезд был весьма благоразумен и с профессиональной точки зрения. Жилье в Холмлиа плохо раскупалось, и пример переселившегося туда ОБОСовского начальника мог повысить престижность района.
В последний раз я виделся с А. Г. сразу после его переезда в Холмлиа. Я зашел к нему в контору. Он давным–давно досказал мне свою историю, но мне требовались кое–какие уточнения. Я задал ему несколько вопросов. Он звонил мне в августе, после моего возвращения из Мексики, ну да, я услышал звонок, как раз когда вошел к себе в квартиру, возле стадиона «Уллевол». А. Г. уже тогда не сомневался в исходе дела. Но мог ли он быть абсолютно уверен? Например, почему было Бьёрну, сидя в камере и размышляя о «нем», то есть о любовнике, внезапно не связать «его» с А. Г., не догадаться, как догадывались многие до него? Об этом ли я хотел спросить А. Г.? Не помню. Впрочем, неважно. Я только еще раз подчеркиваю: описанный мной случай не происходил в действительности и тот, кто пойдет по моим следам, не обнаружит ничего. Nothing. Это не документальный роман, не публицистика. Это роман старого образца, назовем его социально–критическим. Тем не менее, когда я собрался уходить, А. Г. спросил меня:
— Ты не надумал ли писать об этом?
Приближалось Рождество, в витринах уже выставили рождественские подарки, так что, видимо, было начало ноября, а может, начало октября, нет, в октябре шел суд, значит, скорее начало ноября. Застигнутый врасплох таким вопросом от человека, которого я в самом деле прочил в герои своей книги, я ответил:
— За кого ты меня принимаешь?
А потом взревел, в третий раз на протяжении нашего романа. Смею уверить читателей, что этот бесподобный рев произвел большое впечатление в оплоте социал–демократии, расположенном в центре Осло по адресу: Хаммерсборгторг, 16.