– Почему в Симферополь? – ошалело прошептал Зуев.
– Там тепло. Ну хочешь, на Кавказ? Вставай, поехали.
– А сколько времени? – сев на кровати, спросил Зуев. Глазам его предстала фигурная композиция с картины "В бункере". За столом в неудобных позах, кто как, почивали гости.
– Время то самое, – бубнил Шувалов. – Идем. – Он поднялся и потащил Зуева за руку.
– Надо жене позвонить, – вспомнил Зуев, – она же ничего не знает.
– Узнает, – ответил Шувалов, – из газет.
На улице не было ни души. Лишь редкие "Волги" с зелеными огоньками хищно проносились мимо. Одна из них притормозила, и Шувалов рыкнул в открывшуюся узкую щель:
– На вокзал.
В машине Зуев спал. Затем, не помня как, сонный очутился в купе на второй полке. Напротив на такой же полке лежал Шувалов в пальто и ботинках. Он положил под голову какой-то блестящий предмет и, видимо, уже спал.
Зуев закрыл глаза, а открыл их, когда уже совсем рассвело. Охая, он свесил с верхней полки ноги, наступил грязным ботинком на белоснежную постель соседа снизу и извинился. Сосед посмотрел на него ясными трезвыми глазами и безразлично сказал:
– Вы бы еще насрали мне на голову.
– Ну я же сказал: извините, – морщась от головной боли, ответил Зуев. Он толкнул в бок спящего Шувалова и визгливо крикнул: – Подъем!
Шувалов заворчал, начал подтягивать колени к подбородку, а затем, не открывая глаз, спросил:
– Где я?
– А ты что, не слышишь? Тук-тук, тук-тук? – ответил Зуев.
– Едем, что ли? – спросил Шувалов. Он открыл глаза, кряхтя сел и таким же грязным, как у Зуева, ботинком заехал соседке снизу в ухо. Женщина эта, видимо, была женой пассажира с ясными глазами, потому что тот вдруг вскочил со своего места, выпрыгнул из купе и заорал:
– Ну что это такое?! Что это такое?! Какие-то два рыла все утро терроризируют нас своими грязными ботинками! Проводник!
– Да ладно вам, – примирительно сказал Зуев. – Нечаянно же.
Шувалов тем временем спрыгнул с полки, извинился перед женщиной и даже помог ей стряхнуть с волос и коленей кусочки засохшей глины. Женщина все время говорила: "Да не надо, спасибо. Я сама". А Шувалов знай бубнил свое: "Ну бывает. Не по злобе же". При этом он старательно тер грязной ладонью колено женщины, на котором и сроду-то не было никакой глины. А муж женщины вызвал проводницу и наговорил ей всякой всячины: и про отравленный перегаром воздух, и про ночные вопли и храп, и про ботинки, которые культурные люди снимают, а всякая сволочь спит прямо в них. В общем, поднялся скандал. Проводница тут же потребовала у Зуева с Шуваловым билеты. Зуев посмотрел на Шувалова, а Шувалов на Зуева, и вскоре выяснилось, что билетов у них нет, а может, и не было вовсе. Это известие вконец разъярило обиженного пассажира.
– Так это они без билетов нас своими ботинками пачкали? – закричал он. – Ну свиньи! Ну гады! Ну сволочи! – Гнев пассажира был таким неистовым, что даже жена его, до сих пор не принимавшая в склоке участия, заговорила:
– Ну не надо, Степ. Ну зачем ты так?
– А тебя вообще не спрашивают, дура! – заорал на нее муж. – По-твоему, всякая пьяная сволочь без билета может…
В общем, Зуева с Шуваловым попросили сойти с поезда, и чем скорее, тем лучше. Зуев сразу согласился. Он отвел проводницу в сторону и миролюбиво объяснил ей, что билеты должны были быть, но, видно, из-за этого дела – Зуев щелкнул себя пальцем по горлу – они или потеряли их, или забыли взять. Зуев прижал обе ладони к левой стороне груди и проникновенно сказал:
– Ну не помню ничего. Честное слово.
Сошли горе-путешественники на какой-то маленькой станции с неинтересным названием Тулепово. Шувалов с тоской окинул взглядом небольшой поселок, растянувшийся вдоль железнодорожных путей, и громко плюнул.
– Черт тебя принес в это Тулепово, – зло проговорил он.
– Меня? – удивился Зуев.
– А кого же еще? Ладно, пойдем посмотрим, что такое это за Тулепово. Не здесь же стоять.
Друзья спустились с платформы и, увязая в жидком черноземе, отправились в поселок.
Если мерить величину населенного пункта затраченной на дорогу силой, то Тулепово было где-то размером с Люксембург или Сан-Марино. Были здесь и своя баня, и книжный магазин, и две пивные – одна напротив другой. Начинали работать пивные в восемь утра, и к тому времени. как наши герои попали в этот поселок, злачные заведения давно уже работали, а может, и выручили рублей по сто двадцать. Одна за счет того, что пиво там стоило дешево – двадцать копеек. Зато во второй не очень брезгливый посетитель мог посидеть на стуле, а кружку поставить на стол, и это вполне оправдывало то, что пиво здесь стоило сорок копеек. Правда, посетители второй пивной состояли в основном из посетителей первой. Пиво они покупали по двадцать копеек, а посидеть приходили в "бар", как было написано на дверях этого заведения. Хозяйка бара ругалась, но не очень. Право посидеть получали только те, кто взял хотя бы одну кружку дорогого пива. Кроме того, посетители оставляли после себя пустую винную посуду, за которой внимательно следила грязная старуха в кружевном от пивных подтеков халате. Она, как хороший главнокомандующий, видела сразу все поле боя и очень точно определяла, где требуется ее помощь. С бесстрастным лицом шаркающей походкой она маневрировала между столиками, запуская руку именно туда, куда нужно, и именно тогда, когда там появлялась пустая посудина. Видно, не первый год она занималась этим пивным биатлоном, и не мешали ей уже ни старческая слепота, ни пьяная разболтанность суставов. Профессионализм сидел в каждой клетке ее прокопченного, проспиртованного тела, и даже потеряй она мозжечок, этот координатор всякой более или менее высокоорганизованной твари, то и тогда рука не подвела бы ее.