— Покатайтесь, поглядите, как хорошеет столица… Когда почувствуете, что превращаетесь в ледышку, подпишите бланк допроса. Вас немедленно напоят водкой, оденут в тулуп и валенки, отвезут в госпиталь. Не подпишите — ваше дело…
Кузнецову, бывшему секретарю ЦК, избитому, окровавленному, высохшему, устроили встречу с женой в кабинете Маленкова.
Есть ситуации, которые неподвластны слову, их нельзя описать — это удел скульптуры или музыки: выразить неописуемый ужас происходившего.
Когда встреча кончилась, Маленков сказал:
— От вас зависит все: признаетесь — спасу! Нет — не взыщите. Условия не мои, а товарища Сталина.
Через несколько месяцев Абакумов был арестован по обвинению в потворстве "великорусской оппозиции" во главе со злейшим врагом народа Вознесенским и его подручным Кузнецовым. Следователи выбивали из Абакумова показания про то, когда впервые секретарь ЦК Кузнецов потребовал у него дела, связанные с расследованием обстоятельств убийства Кирова, и отчего готовил свой план повторного изучения "загадочной", — как он говорил, — "трагедии".
Второе обвинение заключалось в том, что Абакумов, получив устные показания от "агента еврейской шпионской группы Джойнт" доктора Гелиовича" о главном враче Боткинской больницы профессоре Шимелиовиче и консультанте Лечебносанитарного управления Кремля профессоре Этингере, расстрелял их, чтобы оборвать нити следствия, которые должны были привести к выяснению истинных обстоятельств гибели товарищей Щербакова и Жданова, умерщвленных еврейскими националистами, которые не могли простить великому сыну советского народа товарищу Жданову героической борьбы против еврейских космополитов.
Абакумов, подвергнутый пыткам, держался стойко, кричал в ярости:
— Про Кузнецова не знаю! А "Джойнт" — по-английски "объединенный"! У них даже в компартии написано "джойнт сентрал комити"! Я ж Валленберга по стене из-за этого размазывал, он мне все объяснил! Я и велел "джойнт" убрать, чтоб не засмеяли! Наши-то всему поверят, а американцы от хохота перемрут! Я жидовню проклятую больше вас ненавижу, но ведь их по-умному надо уничтожать, а не топором! Гитлера забыли, да?! Урок не пошел впрок?!
Сразу после окончания Девятнадцатого съезда партия перестала называть себя большевистской, интернациональной, а стала государственной. Молотов и Микоян не были введены в Бюро Президиума ЦК. Новый министр госбезопасности Игнатьев начал готовить дело на Ворошилова — "английского шпиона". Сталин, как всегда, ничего не называл своими именами; в беседе с Игнатьевым вспоминал Троцкого и Склянского, с юмором рассказывал о стычках с Серебряковым — они вместе защищали Москву в девятнадцатом году, два представителя ЦК: один, Серебряков, был тогда секретарем ЦК, второй — наркомнацем, но оба являлись членами Военного совета фронта, — дивился тому, как Троцкий ("Надо отдать ему должное, армию держал в руках, хоть и драконовскими репрессиями") оказался завербованным гитлеровцами. "Парадокс истории"; впрочем, история нескончаема; "наш Клим, например, и сейчас взахлеб говорит о том, как блистательно работают англичане в Израиле, как умело закрепляются в Бирме, сколь сильны их позиции в Канаде и Кении… Прямо как член их парламента говорит, а не как русский".
Зная от сталинской охраны, что Сталин неоднократно называл Ворошилова "английским агентом", давно не принимал его, Игнатьев понял, что угодно Вождю; начал работу.
Проанализировав все эти факты, особо сосредоточившись на том, что на съезде было только шесть процентов делегатов от колхозного крестьянства (в основном руководители совхозов и колхозов) и восемь процентов от рабочего класса (Герои труда, обкатанные на предыдущих совещаниях сталевары, ткачихи, имена которых были на слуху у народа), Берия понял, что Сталин совершенно потерял основополагающие ориентиры: если восемьдесят шесть процентов делегатов представляли новый класс — партийно-государственную бюрократию, то как можно в дальнейшем говорить о "партии рабочего класса и трудового крестьянства"?! Фикция! Русские хоть и терпеливы, но глухой протест теперь фиксировался органами не только в деревнях, но и повсеместно (в Донецке на монумент — на голову Вождя — надели ведро с мазутом; в Москве, Киеве и Ленинграде в парадных и на стенах домов — во дворах, к счастью, — расклеивались листовки, призывавшие к борьбе за ленинизм, против "кровавого тирана", предающего идеи демократического социализма); несколько раз в Салехардские концлагеря, в Тайшетлаг, Джезказган, Молотовский каторжный комплекс, в Комилаг приходилось десантировать дивизии: восстания зэков приобретали все более организованный характер, чувствовалась рука арестованного генералитета и высшего офицерства.