А вот бродяг не любят. Впрочем, работники сочинского приемника, несмотря на явно "не курортные" условия работы, не приобрели, как мне показалось, иммунодефицит милосердия. Судя по тому участию, с которым они повествуют о злоключениях своих несчастных подопечных, работающие здесь люди переживают за каждого. А ведь это непросто — да не прозвучит это шаблоном — сочувствовать каждому. За год через номера этой "гостиницы" проходит тысячи полторы "клиентов". Причем едва ли не каждый четвертый — туберкулезник. Не редкость сифилис. Вши вообще дело обычное. Но, как горько констатировал заместитель начальника приемника Александр Гончаров, клиенты их — люди, от медицины отрешенные.
Ни одна больница не берется оказывать бесплатную медпомощь выпавшим из жесткой социальной структуры. Справедливости ради замечу, что, насколько мне известно, в других городах нашей необъятной родины клятва Гиппократа точно так же забывается, едва речь заходит о людях без прописки: нет штампа в паспорте или, тем паче, собственно паспорта — тебя вроде как не существует для людей в белых халатах; заниматься тобой — прерогатива мужчин в серых шинелях.
— Года два назад "гостил" у нас пожилой мужчина. С гангреной. Вызвал я "скорую". Они приехали, осмотрели и говорят: "Показатели смертности нам портить не с руки. Вдруг он дуба даст?" Отпустили мы его. Если начистоту, то это не совсем по правилам. А что делать? Вот к нам иногда постоянные клиенты сами приходят. Не дом отдыха, но хоть подкормиться бедолагам можно. Хотите рапорт покажу? Там черным по белому: спал, укрываясь газетой. Так что это не только атрибут западного безработного — газета вместо одеяла. Сейчас наш бродяга хоть почитать ее перед ночлегом может, есть что… — невесело иронизирует Гончаров.
Попадают в приемник и калеки, и восьмидесятилетние старики. Картина с ними аналогичная: направить их в дом престарелых или инвалидов нельзя — нет прописки, нет пенсии. Бродят по городам и весям одинокие ровесники нашего государства и никому не нужные ровесницы века. А мы о ком и о чем печемся?
Нет, нет! Мы затыкаем уши: не рассказывайте нам о полуслепых старцах, рожденных на излете века прошлого, регулярно попадающих в распределители и привычно, на ощупь, заполняющих, мягко говоря, неумные (в контексте их возраста) листки со строгими вопросами: "Отношение к воинской обязанности?", "Каким репрессиям подвергались?" и пр. Мы ничего не хотим знать о старушках с датой рождения до семнадцатого года, отвечающих на эти же вопросы по нескольку раз в год. И который уже год подряд, бог мой! О да, среди них попадаются, по изящному выражению одного из "оперов", "пожизненно не ставшие на путь исправления". Согласно бумагам, шестьдесят процентов завсегдатаев сочинского "спеца" ранее судимы. Но по каким статьям-то? По тем, которые, возьму на себя смелость утверждать, являют собой позор нашего законодательства (а значит, и общества): 209 — "тунеядство и бродяжничество", 198 — "нарушение паспортного режима", 122 — "алименты". Дежурные по приемнику рассказывали о пожилой женщине, числящейся бродягой: ее выжила из дома ловкая невестка, и коренная сочинка стала персоной нон-грата в родном городе. Еще одна обитательница приемника лишилась здешней прописки "с подачи" родной дочери. Но уезжать ни за что не хочет. В Сочи немало "людей с корнями", которые никогда и никуда отсюда не уедут, невзирая на перспективу оказаться в этом "санатории" без окон, где кормят на 47 копеек в сутки.
Хриплым голосом одна из этих "дам-перекати-поле" божится, что, получив (в очередной раз) паспорт, она покинет любимый город и отправится к "подруге на Север" или "приткнется к баптистскому молельному дому". А если нет? Не миновать ей, в который раз, бессонных камер "спеца".
Заместитель начальника приемника по политико-воспитательной работе Александр Ковалев сетует, что приказ № 140 от 1970 года о порядке работы приемника-распределителя устарел, а новое положение разрабатывается не первый год. Между тем само уродливое понятие "бродяга" остается расплывчатонеопределенным. Кстати, сочинский прокурор Евгений Иванович Торбин так и не смог объяснить мне, что же кроется за этим стыдливым термином. Кто же является бродягой, как говорится, де-юре? Впрочем, и другие юристы, с которыми я обсуждал эту проблему, комментировали ее сбивчиво и, главное, противоречиво.
А пока с бродягами юристы борются. Желали бы им помочь, но не имеют возможности. В Сочи эта борьба ведется, похоже, успешно. В крае полтора десятка приемников, однако каждый четвертый из задержанных — сочинский. Впрочем, болезнь эта социального происхождения. И карательная терапия пользу приносит лишь косметическую. Пока не решится основная из проблем — трудоустройство — обитатели "спеца" останутся "на дне". Среди них, по словам Гончарова, попадаются мастера — золотые руки. Но устроить их на работу практически невозможно. Бюрократы-кадровики построили непробиваемую баррикаду из железобетонных бланков анкет. "Если оступишься — люди добьют". Восемнадцатилетней ленинградке Диане, которую обстоятельства вынудили заняться проституцией, я так и не смог доказать, что она заблуждается относительно всеобщей черствости и что паспорт, который ей выдадут в "спеце", — не "волчий билет". Наверное, потому что сам не очень верил в то, что говорил.