…Недавно, знакомясь с материалами дела первого лица одной из автономных республик, ведавшего судьбой целого народа на протяжении почти двадцати лет (следствие еще ведется, поэтому фамилию опускаю), я наткнулся на красиво переплетенный альбом поздравительных телеграмм по случаю присвоения сановному взяточнику звания Героя Социалистического Труда и награждения золотой медалью "Серп и Молот” и орденом Ленина. Среди них почетное место занимала подписанная бывшим первым секретарем Краснодарского крайкома партии Медуновым… Эти и многие другие вельможные мафиози встречались на верандах роскошных сочинских дворцов, где обделывали свои "государственные” делишки, готовили мини-переворотики и плели кружева макси-интриг.
Власть имущие давно избрали этот участок побережья для своих особняков: в Сочи задолго до революции строили летние резиденции российский премьер-министр граф Витте, министр юстиции Щегловитов, барон Остен-Сакен, князь Трубецкой…
Сегодня, да простят мне такую дерзость сочинские власти, на закрытых дачах отдыхают вместе с честными и порядочными людьми многие из тех, кто пировал здесь же с Медуновым, Мерзлым, Чурбановым, кто изгнал из партии и травил замначальника Сочинского ГУВД А.Ф. Удалова, попытавшегося вывести высокопоставленных казнокрадов на чистую воду. И думаю, нынешние работники правоохранительных органов города, на которых возложена охрана номерных госдач с подключенными ВЧ, не могут об этом не знать. И привкус этого знания — во всем. В "закрывании глаз" на стихийное "монте-карло”, которое взрывается картежными страстями вдоль топчанов престижной "Жемчужины". В спокойном отношении милиции к игрокам в "наперсток", все чаще встречающимся на сочинском рынке. В низкопоклонном деньгопочитании, улыбчиво проявляемом бывшими милицейскими чинами, работающими теперь швейцарами. В презрении местных официанток, горничных и таксистов к "неумеющим жить". И в пренебрежительном отношении простых горожан к бесправным бомжам. Кстати, падение престижа сочинской милиции, о котором мне рассказывали работники ГУВД, отчасти имеет эти же, медуновские корни.
Есть такая блатная присказка: "Одесса — мама, Ростов — папа, а Сочи — яма”. Я вовсе не ратую за то, чтобы Сочи оборачивался казенной "ямой" для всех неразоблаченных, будь то спекулянт заморскими кофтами или надежно подстрахованный "связями" взяточник. Нет, в 1988 году Сочи справил славное 150-летие. Желаю этому городу стать Курортом Для Всех. Пусть ни здесь, ни где-либо еще не воплощается в жизнь гротесковый девиз скотного двора, описанного Джорджем Оруэллом: "Все животные равны между собой, но некоторые из них равнее". Мы все, наверное, любим этот город. Но не все могут рассчитывать на взаимность. И еще. Я знаю, что в Сочи болезненно воспринимают напоминание о скандальных "сочинских делах". Но ведь не секрет, что вскрытию всегда предшествует сокрытие. Поэтому считаю, что любой открытый разговор о неблагополучных сторонах жизни такого благополучного на первый взгляд курорта нужен. И не в последнюю очередь — самим сочинцам. Ведь не "яма" же, правда?
Московская штаб-квартира МАДПР и редакция ''ДиП намерены создать Фонд содействия Обществу милосердия, чтобы иметь возможность оказывать реальную помощь людям, попавшим в беду.
Елена Светлова
ПЕРВЫЙ СРОК
Он сотни раз представлял себе, как это будет. Попрощается с ребятами, с каждым в отдельности. Снимет опостылевшую черную робу. Потом не спеша натянет "варенки” и красный свитер. Аккуратно сложит справку об освобождении. А за воротами в такси увидит мать. Он сядет рядом с таксистом, закурит "Яву” и в последний раз оглянется на высокую бетонную стену, обнесенную "колючкой". А в пригородной полупустой электричке, прижавшись к грязному стеклу, он будет тараторить без умолку, громко смеяться, шутить. Потому что с каждым перестуком колес все дальше и дальше останутся те двадцать четыре месяца, которые он — если и захочет — никогда не сможет забыть.
Какой радужной была эта картина, всякий раз освежаемая новыми подробностями, и какой бесцветной оказалась реальность. И не в том, конечно, дело, что мать приехала не одна, а с отчимом, и не в том даже, что вместо "варенок” и красного свитера пришлось облачиться в старую одежду; и уж не в том, кажется, что до вокзала добирались они обыкновенным автобусом, а совсем в другом. Это другое мучило, бесило, выводило из себя. Он чувствовал только одно — озлобление, и это чувство требовало выхода.